Восточное православие внесло больший вклад в формирование экс-коммунистических государств, чем коммунизм. Также говорят, что православие не добавило людям счастья, и сделало их противниками капитализма. Эта теория приобрела большую популярность в России в 1990-х годах, а теперь вновь всплыла в новом отчете Всемирного банка.

Его авторы, бывший министр финансов Болгарии Симеон Джанков (Simeon Djankov) и Елена Николова (Elena Nikolova) из Университетского колледжа в Лондоне, проанализировали данные из Всемирного обзора ценностей (The World Values Survey) и отчета Европейского банка реконструкции и развития «Жизнь в переходный период» (Life in Transition Survey), чтобы изучить корреляцию между религиозной принадлежностью и поведением. Они пришли к выводу, что православие сделало определенные страны благодатной почвой для коммунизма и в целом сформировало их путь, отличный от стран, придерживающихся основ западных христианских традиций.

Они пишут:

Западное христианство (которое породило католицизм и протестантизм) делало акцент на рационализме, логическом исследовании, индивидуализме и отрицании авторитетов. Восточное христианство (из которого возникло восточное православие) ассоциировалось с мистическими и эмпирическими процессами и в большей степени основывалось на любви к ближнему и общине, а также уделяло меньше внимания законам, разуму и вопрошающим властям. Примечательно, что эти долгосрочные разногласия в позициях сохранились спустя почти 50 лет после коммунизма.

Коммунистические правители не особенно благоволили к церкви, однако, по словам Джанкова и Николовой, они использовали особенности православного мировоззрения, которые сочли полезными, например, акцент на традиции, общинность, «меньшее умение использовать законы в свою пользу» и большее уважение к власти. Таким образом, мышление, сформированное религией, находящейся под гнетом властей, сохранялось, подавляя уважение к верховенству закона, иконоборчеству, творчеству и новаторству.

Если вы того же поколения, что и я, то сейчас вы услышите повтор того, что россиянам, болгарам, украинцам и гражданам бывшей Югославии (кроме греков, которые тогда были богаты и имели представление о капитализме), рассказывали о новых элитах в 1990-х годах — в полном соответствии с работой покойного немецкого философа и политолога Макса Вебера (Max Weber), что капитализм был тесно связан с западной религиозной традицией, особенно с протестантской этикой, и это объясняло относительный успех таких стран, как Польша и Чешская Республика, во время их посткоммунистических реформ.

Об этом можно было прочитать и в академических публикациях того времени: работа социолога Андреаса Бусса (Andreas Buss) в 1989 году была классикой. Но традиция, по крайней мере для русских, намного старше: она уходит корнями в работу философа-западника XIX века Петра Чаадаева, который считал, что в отличие от европейских стран Россия приняла неправильный тип христианства. «Хоть мы и христиане, плод христианства зрел не для нас, — писал он. В нашей крови есть что-то, что отвергает истинный прогресс». В 1990-х годах, когда Россия пыталась присоединиться к «цивилизованному миру», Чаадаев вновь стал популярным.

Джанков и Николова видят подтверждающие доказательства в социологических данных. Они считают, что православные христиане менее довольны своей жизнью, а их социальный капитал меньше того, что есть у католиков или протестантов, но соразмерен с капиталом нерелигиозных людей.

Они также менее склонны поддерживать новые идеи, рисковать или работать в крупных частных компаниях. Они больше поддерживают государственные обязательства и государственную собственность. Одним словом — менее подходят для капитализма.

«Теологические различия между разными христианскими конфессиями, возможно, поставили страны на разные пути развития задолго до прихода коммунизма», — пишут Джанков и Николова.

Лет двадцать назад я бы просто избавился от этой идеи, хотя бы потому, что моя интуиция не посчитала бы ее верной. Это даже звучало несколько унизительно, так как из-за исчезновения уважения к власти большинство людей пытались приспособиться к новой экономической реальности, часто весьма предприимчивыми, если не беззаконными способами. Трудно было сопоставить православные традиции с формирующимся беспощадным капитализмом, даже несмотря на то, что «бароны-разбойники» (олигархи) стали оплачивать золотую облицовку луковичных куполов православных церквей.

Однако теперь мне трудно не согласиться с исследованием Джанкова и Николовой, по крайней мере, когда дело касается России. Подходя к проблеме с совершенно другого ракурса, российский социолог Иван Забаев, который работает в одном из лучших православных университетов России и получил правительственный грант для своих последних исследований, приходит к аналогичному выводу:

Специфика православия заключается в том, что оно рассматривает не призвание или профессиональную деятельность как средство спасения, а послушание и смирение в отношении того, кто более опытен или стоит на более высокой ступени в иерархии.

Древние корни и религиозные основы культуры могут действительно иметь большее влияние на путь, который изберет страна, чем любые рациональные, геополитические или экономические соображения. Если это так, то православным странам не так уютно жить в мире, где доминирует Запад, выступающий в роли источника напряжения, от которого нельзя избавиться, а можно лишь смягчить.