Разонравилась беллетристика, за редким исключением прочитаное оставляет равнодушным,
а то и жаль становится потраченного времени -
потянуло на мемуары, сама себe удивляюсь,
прежде такие книжки казались скукотищей невозможной, а теперь вот проняло.

http://www.fictionbook.ru/author/ershov ... asilevich/
Безыскусный язык и лишенное каких бы то ни было литераторских затей повествование ВВ.Ершова "Записки ездового пса" притягивает и увлекает пуще любимой некогда фантастики.
Взрослею, что ли 8)

С удовольствием открываю случайно замеченую в блогах ссылку :
http://world.lib.ru/m/muntjan_n/zapiski ... acha.shtml
"Тропические записки нетропического врача. Папуа Новая Гвинея"

"Приключения Пятачка в стране кашрута" наверное совсем уж не литературно, скорее расшифровка походного дневника, но на местную тему, потому тоже читаю - привлекательность узнавания.
http://world.lib.ru/m/makarushin_a_a/pyata4ok.shtml

Ломачинский "Записки судмедэксперта"
http://artofwar.ru/l/lomachinskij_a_a/index.shtml#gr1
Следом "Академия", рассказы.

А тут встретилось новое, "Командировка".
О война в Ираке от очевидца. "Воюет" судмедэксперт на стороне звезднополосатого флага. Но никаких идеологических нажимов
(подобно как у давешних соседей по форуму), установок - скорей бытописание,
"что вижу о том пою",
интересно описание современной техники (прежде и представления не имела, насколько нынешние вооружения близки к смелым фантазиям авторов космических боевиков),
два отрывка из главы "Русские идут" :

----------------------------------------------------------------------

" ... Однако один случай с русским в Американской Армии прогремел не только на всю армию, но и за её пределами. Случилось это примерно через месяц после начала 2-й Иракской войны. Если уж быть точным, то русский был по национальности чистым белорусом (этот каламбур не охота даже в кавычки брать), ведь проживал он до эмиграции в самой русской Москве. И смех и грех - вначале комичная история, потом героизм, а потом дело в Федеральном Бюро Расследований, ну а потом орден с перспективой натурализации по высокому ходатайствованию. Уже после Ирака Ваня узнал эту историю. Вкратце дело выглядело примерно так:

Под расцвет Перестройки, сиречь под закат Советского Союза, в БССР (старики помнят, что тогда так Белоруссия называлась), в городе Пинске жила многодетная семья Гмыров (или Гмыр, трудно такую фамилию склонять). Были они не то адвентистами, не то баптистами, короче верующими, которых Америка охотно принимала. Вот взяли они всей семьей, да эмигрировали. Ну и Юрка Гмыр с ними - один из сыновей младшего школьного возраста. Приехал, значит, белорус Юра Пинский в Америку и пошёл в американскую школу.

А в столице той же БССР, в городе Минске жила другая семья Гмыр (Гмыров?). Вероисповедания они были вполне атеистического и по своему составу совсем советские - партийные и малодетные. Папа-начальник, интеллигентная мама и единственный ребёнок - любимый сынуля, другой Юрка Гмыр, тоже вполне младшешкольного возраста. Юра Пинский Юру Минского едва знал, хотя их папы друг другу приходились родными братьями. Но тогда члены партии с сектантами старались не общаться.

Но тут Перестройка как-то совсем сдохла, "святая троица" представителей великих славянских народов собрались в Беловежской Пуще и скрепила русско-белорусско-украинской подписью кончину СССР. Стала все нэзалежными да самостийными. Вот в Белоруси ( уже не -ссии) ушёл Шушкевич, пришёл Лукошенко. А папе Юре Минского чего-то под руководством Батьки не понравилось, и тот тоже по примеру родного братца эмигриривал. Правда не в Америку, а в Россию - подался в самую Москву, ну и семейство с собой прихватил. Пошёл, значит, белорус Юра Минский в русскую школу. Год за годом, вот нашему Юрке Минско-Московскому паспорт получать. Паспорт дали вполне российский, хоть тот и белорус. Бах, а вот и выпуск, а вот и в армию призыв. В Российскую Армию. Туда почему-то Юра не захотел (причин не знаю).

Решил Юра Минский от армии закосить. Уж как только не косил, как только не отмазывался! Под конец оказался в бегах - уехал в свою Белоруссию (Беларусь). Пожил немного, и почему-то там ему не понравилось. Захотел тогда Юра Минский дожить свой призывной возраст в каком-нибудь другом спокойном месте и тут вспомнил про родственничков в Америке.

Американские посольства молодых людей не шибко то пускают, поэтому Юра Гмыр-Минский написал Юре Гмыр-Пинскому, своему двоюродному братану, о небольшой такой просьбе - сделать ему приглашение на конференцию "зелёных студентов". Есть такое сборище шибзиков по охране окружающей среды. Надо сказать, что заокеанский тёзка школу тоже закончил и пошёл в колледж, ну а в американских колледжах каких только сборищ не бывает - хоть зелёные, хоть голубые, хоть розовые. Сделали ему такое приглашение. С этим приглашением все энвайроменталистски настроенные посольские демократы и демократки перед Юрой расшаркались и влупили ему гостевую визу. Поезжай себе на своё экологическое здоровье к нам в гости. Тот и поехал - побоку конференцию, в гости к братану!

Денег ни у того, ни у другого нет. Тогда американский Юра устроил российского Юру работать на свой соушел секьюрити*. Проблем почти нет - даже фамилия и имя сходятся. Только одна проблема остаётся - вторые водительские права получить. Там уже морда американского Юры нарисована, а брательники не так, чтобы сильно похожи, двоюродные как-никак. По местному кузены, седьмая вода на киселе... А раз морда на пластике напечатана, значит и в компьютере Ди-Эм-Ви** такая фотка есть, как есть и отпечаток большого пальца (по малолетству Юра все отпечатки не сдавал, ему гражданство паровозом прицепили, как папа-мама американцами стали).
__________
* Social security - номер социального страхования, который имеет каждый житель Америки, и по которому добренький Дяденька Сэм отбирает налоги
** DMV - Department of Motor Vehicles - шарага, где дают права и регистрируют машины.

Истекает полгода Юркиной визы, братан идёт в эмиграционную службу и ещё раз на погода тезке визу продлевает. Ну тезка работает, за братана налоги платит, а тот доволен - в его пенсионный фонд денежки капают, пока он грызёт гранит науки. Прошли другие полгода, по любому пора российскому белорусу возвращаться. За работой он никакими эмиграционными делами не занимался, все деньги с братаном-студентом просирал на молодые удовольствия, для адвокатов заначки не скопил. Стали братья думать, что же такого сделать. Просрочишь визу и больше в Америку не попадешь, по крайней мере в этом воплощении. Вернёшься в Россию - то можешь загреметь не только в армию, но и в тюрьму за уклонение от призыва.

Но не перевелись ещё самородки на Земле Русской - решили братаны в доморощенного Штирлица сыграть: сделать из россиянина Юры Минского агента-нелегала с полностью легендированным внедрением. А внедрить его решили не куда-нибудь в Мак-Дональдс или в магазин К-Март, а в самое святое - в Американскую Армию! А что, Югославию отвоевали, на политическом горизонте казалось тишь да благодать. Самое время в армии отсидеться, мышц-силёнок поднакачать, язык подучить, профессию освоить, да денежек подкопить. И ещё один немаловажный плюс - такой двойник болше не будет мельтишить по месту проживания "оригинала".

Ведь само собой разумеется, легенду возьмут с живого американца Юры Пинского, а служить Юре Минскому скорее всего выпадет за границей Америки на какой-нибудь базе. Контракт на четыре года - прелесть, отслужил и можно домой возвращаться. И деньги на свою квартиру будут, и возраст уже непризывной. Такой вот "здравый" подход - откосить от армии в рядах другой армии.

Пошли братья-кузены в Департамент Дорожных Средств - то самое DMV, где права дают. А водительские права в Америке это самый главный документ -удостоверение личности с картинками - фэйсом-морда да отпечатком большого пальца. Как и все отстояли длинную очередь. Подходит Юрка-американец и окошку и с честным взглядом заявляет, что кроме прав хочет он себе ещё обычное Ай-Ди.* Тётка за окошком номер его соушел секьюрити на компьютере набрала, Юрина личина на весь монитор и вылезла. Та на фотку посмотрела и спрашивает, желает ли он старую картинку оставить или по новой будет фотографироваться. Да ты что, милая, подрос мол, изменился. Давай по новой. Вот и хорошо - двенадцать долларов пожалуйста, потом заполните вот эту форму и пройдите в другую очередь.
____________
* ID - identification card - похожая на права карточка, то же самое удостверение личности, только не дающее одной привелегии - управления машиной. Обычно такими пользуются старики, инвалиды или нарушители, у которых парава забрали.

Ну двенадцать долларов у братьев было. И бумажку они заполнили, только вот в очередь на фотографирование уже стал не американец Юра, а как вы поняли, Юра-россиянин. Другая клеркша бумажку взяла, все данные из неё в свой компьютер перепечатала. Компьютер значит шибко умный, с теми данными, что уже в нем имеются сверился. А что сверять то? Данные одни и те же! Тётка без всяких вопросов - становитесь вон к той ширмочке, посмотрите в эту камеру - и шлёп новую фотку. А теперь пальчик прижмите вот к этому красному окошечку -и шмяк новый отпечаток пальца.

Но есть там специальная программа, которая отпечатки сверяет. Программа та сразу разницу засекла - пальчик не тот. И как всегда на всякого мудреца простоты приходится с избытком - клеркша глазок ещё раз протерла и второй раз шлёп палец. Опять не то. Бабуля менеджера позвала, такие случаи у них каждый день. Был шрам, сейчас нету, или первый раз картинку плохо сделали, а то и вообще с чьим-нибудь перепутали - вот комп и глючит. Кому охота в тонкости дактилоскопии вникать? Менеджер свой пасс-код на клавиатуре набрал, то есть как бы своей властью изменения одобрил - всё, дружок, иди отсюда, а твоё удостоверение шечез пару недель, как и всяким смертным, в простом конверте по обычной почте придёт. Такая вот несложная операция, не надо никаких военно-дипломатических академий заканчивать, долгие годы на закрытых факультетах разведработе и нелегальному внедрению учиться.

Прошло положенное время и вот достают Юры из своего почтового ящика конвертик с удостоверением личности. Пришло таки новенькое Ай-Ди Юры Пинского с фэйсом и пальчиком Юры Минского. А на дворе первое сентября 2001-го года. По-русски День Знаний, дети в школу идут. По-американски дети идут в школу когда угодно и первое сентября самый обычный день.

И вот, не откладывая дела в долгий ящик, тем же тёплым сентябрьским деньком новолегендированый Юра, как первоклассник первый раз в первый класс, появился в дверях рекрутмент-офиса. Это так добровольные военкоматы называются. Дали ему там кучу бумаг заполнить. А Юрки люди молодые и ветренные оказались, толи Юра-1 как следует факты биографии своей поленился рассказать, толи Юра-2 их поленился запомнить. Из всей легенды остались лишь номер соушел секьюрити и дата рождения, да и то, потому что последняя в удостоверении личности записана. Юра-2 не мудрствуя лукаво честно так все факты своей настоящей биографии там изложил, благоразумно умолчав только о дате въезда в Америку и об иммиграционном статусе, точнее об его полном отсутствии.

Рекрутирующий офицер мужественную Юркину руку пожал, подарил ему кепку-бейсболку с надписью "US Army", и сказал ждать мэйл-кол*. Уж как там контрразведка Юркины анкеты смотрела, если вообще смотрела, остается тайной за семью печатями, но с весьма очевидным фактом - никаких сомнений в Юриной правомочности пойти во солдаты ни у кого не возникло.
___________
*mail call - буквально "звонок по почте", призывная повестка

Наконец прислали повестку. Юра явился согласно дате в ивремени, там указанным и по русской национальной традиции уже лысый - сознательность проявил и сам подстригся. Военным такое понравилось, завалили они его тестами, от математики до отжиманий от пола. А Юра, ну просто золото, а не рекрут - все тесты хорошо сдал, за исключением английского языка. Пожурили Юру офицеры - надо же, американский гражданин, а так плохо английский знает, но ничего, для рядового вполне сойдёт, "упал-отжался" понимает. Зачислили. Уже Юра себе не принадлежит, утром пожалуйте с вещичками, поедем в бут-кэмп*, а там по тренировочным лагерям на длительный бэйсик-трейнинг**.
__________
* пункт сбора призывников
**американское КМБ, курс молодого бойца

Юра утром заявился, а весь "военкомат" у телевизора завис - наблюдает вполне военное шоу под названием "Применение малых картон-режущих ножей для уничтожения больших стратегических объектов" - в тот день группа арабов, вооружившись такими вот бритвочками, захватила четыре гражданских самолёта с людьми на борту.

Двумя самолётами завалили Башни-Близнецы - Международный Торговый Центр в Нью-Йорке, одним самолётом протаранили Пентагон, а один самолёт, тоже направлявшийся в Вашингтон на другую цель, упал недалече в Пенсильвании. Приоритетом был Белый дом, небольшой беленький домик в колониальном стиле, где квартируется Президент, ну а если бы с воздуха не разглядели бы, то вторым выбором шло здание Конгресса - большое купольное здание на вершине Капитолийского Холма; там сидят всякие депутаты, и в эту цель промахнуться трудно.

Такое вот вполне стратегическое целеполагание определило дальнейшее следствие, анализ курса и записей разговоров, да звонки по мобилам самих пассажиров, приговоренных террористами к смерти. Благодаря звонкам и портативным радиоприемникам в четвертом самолете пассажиры поняли, что выбора у них нет и взбунтовались. Взяли пластмассовые ножички и вилочки из одноразовых обеденных наборов и пошли с ними против арабов и их стальных бритвочек. Навалились кучей и одержали победу. Только вот лётчиков террористы сразу убили, самолёт выводить из падения некому оказалось.

За рубежом крайне популярна другая версия - последний самолёт завалил ракетой поднятый по тревоге истребитель. Мол просто и банально - не способен американский обыватель к обычному героизму, а сбить такой гражданскую махину, полную невинных людей, с военно-стратегической точки зрения вполне оправдано - пассажиры мертвы в любом случае, зачем ждать дополнительных жертв на земле? Дело хозяйское - каждый верит во что хочет.

Только на счёт героизма и патриотических чувств американского гражданина не спешите. Поживите пару лет бок обок хоть с рэднеком-обывателем, хоть с рафинированным интеллигентом-мультикультуралистом. Первый носит ковбойские сапоги или дранную майку, ездит исключительно на старом грузовичке или мотоцикле "Харлей-Дэвидсон", пьёт много пива "Бадвайзер" и о своем правительстве и его политике говорит исключительно матюками. Второй ездит на чём карман позволяет, но разбирается в сортах дорогих вин, периодически носит пиджак и галстук, а о политике и правительстве говорит гневными умными словами, но с тем же смыслом, что и первый. Казалось бы, ну какой еще патриотизм у таких вот граждан? Из сказок Голливуда, что ли? Нет, не из сказок.

Патриотизм и любовь к Америке у американца очень сильны, не даром у половины частных домов висят национальные флаги. Можете сделать эксперимент - перед обывателем второго типа полейте дерьмом не американскую политику (это американцы делают больше вас), а саму Америку. Посмотрите на реакцию - вы ему сделали очень больно, действительно наплевали в душу. Перед обывателем первого типа такой эксперимент делать не рекомендуется - потому что больно будет обоим, кому морально, кому физически.

Пожив среди американцев, вы вдруг реально осознаете, что вся эта разномастная публика отнюдь не помешана на деньгах, и при самом крайнем индивидуализме, казалось бы полностью исключающем любое бескорыстное действие для други своя, вполне способна к самому настоящему самопожертвованию. Ради бога - никакой фанатичности, никакой тоталитарной "смело мы в бой пойдем". Помилуйте, не Северная же Корея, да и Коран здесь, к счастью, мало читают.

А сколько случайных прохожих топнет каждый год, пытаясь спасти незнакомого утопающего! Топнут нищие и миллионеры, чёрные и белые, профессора университетов и мойщики стёкол... Сколько пожарников сгорает заживо, вытаскивая из огня полоумную старую бабку. А полицаи? Ангелы, что ли? Не смешите - мент, он и в Африке мент со всякими своими нехорошими ментовскими заморочками. Но частенько лезет американский мент-коп под пули, наплевав на инструкцию меняет у бандитов свой собственный организм на заложников и делает другие какие-то нементовско-хорошие поступки. Не всякий раз конечно, но встречается. Правда, тут следует оговориться - в какой-то степени что героизм, что обычная ментовская пакостность интернациональны.

Поэтому хочется, что бы поверили - четвёртый самолёт разбили пассажиры. Не потому, что так "красивее", а потому, что так было. Один ФБР-овский эксперт, специалист по крэш-сайтам*, уже через час был на месте падения и облазил те самолётные обломки вдоль и поперёк. Так как он с Ванькой Доу в приятелях ходил, то инфа достоверная - следов взрыва или иного боевого поражения там не было. Исправный самолёт по косой в землю ткнулся. Поэтому относитесь к американскому геройству так же, как русскому или любому другому. Явление редкое и характерное в основном для экстремальных ситуаций, но вполне реальное.
__________
* crash site expertise - экспертиза мест падений самолётов

Стоял Юра-2, смотрел со всеми на рушащиеся небоскрёбы и думал тяжёлую думу: "Гады террористы-фанатики! Тыщи невинных людей конечно жалко, но ещё жальче, что может быть война. Будет война, а я в солдатах..." Прав Юра оказался, после этой трагедии все спецслужбы вообще на лиц "мусульманской национальности" переключились, а новобранцы в свете новой государственной политике оказались даже очень желанными. Вот те и откосил: не хотел в родную Чечню, а поди в чужой Ирак.

Но не так страшен чёрт, как его малюют. С того самого дня до ближневосточных боевых действий полтора года мирной армейской жизни прошло. За это время Юра худо-бедно к Американской Армии привык, английский подучил и солдатское дело освоил. В начале думал дезертировать, да рвануть домой в Россию, а потом понял, что хрен редьки не слаще. Рукой махнул, с судьбой смирился. Видать карма у него такая - солдатом быть. Ещё пофилософствовал в таком же ключе - рожденный быть повешенным не утонет. На такой вот оптимистичной ноте малюсенький винтик Юрий Гмыр в составе громадной махины Первой Пехотной дивизии пересёк ирако-кувейтскую границу.

Война навалилась тяжёлым изнуряющим трудом, хроническим недосыпом, грязью, потом и кровью. Порой позиции обстреливали ночами, в основном довольно бестолково. Где-то кто-то погибал, кто-то случайно, кто-то по глупости, но все потому, что война. Правда пока никто не погиб на Юркиных глазах, да и друзья пока целы. В батальоне случались ранения снайперами, подрывы на минах, повсеместно - арабские трупы и кучи пленных. Но все как-то стороной, ты вроде не актер в этом театре. Ну пусть актер, и пусть это твой театр, но ты не играешь в этой пьесе. Ладно, пусть и пьеса твоя, то ты не выходишь в этом действии. Этакий зритель за кулисами. То есть ты участник, но с тобой такого быть не может. Ощущения безысходности, как при обороне Сталинграда или при наступлении на Берлин ни у кого не было. Как не странно все совсем не так страшно, как в фильмах Спилберга или Бондарчука.

Хотя серьёзнейший стресс всё же чувствовался. Это не злобность или бессонница, это не приступы гипертонии, поноса, невротического тремора или беспричинного страха. Страх есть, но причинный. Страх это война, это враги рядом, это когда чувствуешь, что освобождённое население вполне искренне мечтает тебя убить и желательно самым садистским образом. И убьёт, если будет возможность, и поиздевается всласть. А ты наоборот, хочешь остаться живым, получить причитающиеся деньги кучкой, жизнь новую начать. И чтобы тебя не убили принимаешь незамысловатые такие меры - согласованно воюешь в составе своего подразделения, убивая сам. Такая вот простецкая дилемма - или ты его, или он тебя. Третьего не дано, а кто прав, кто виноват, в такой ситуации дискутировать крайне вредно. Результат таких дискуссий всегда один - он тебя. Этому в Американской Армии железно учат: хочешь домой - воюй, хочешь жить - убивай. Честный бой, это где ты победил.

Рядовой первого класса Иури Гмиа (Yury Gmyr) на своем "Страйкере-MGS"* ушёл на боевое патрулирование окрестностей Тикрита. Ну не один, конечно, а в составе патруля из трёх машин. Нарвались на засаду. Первым шёл лёгенький "Хаммер", затем "Страйкер", а замыкала колону "Брэдли". За ночь арабы умудрились подкопаться сбоку под асфальт, да засунуть туда пяток артиллерийских снарядов с проводами. В этом месте по обе стороны дороги тянулись заборы, сложенные из жёлто-серого сырцового кирпича. Где-то была проковыряна дырка. За этой дыркой, служащей смотровой щелью и прицелом одновременно, сидел араб-партизан с большим заряженным конденсатором, "оператор" электро-проволочной детонации.
__________
* Striker-MGS - mobile gun system - функционально это солдатский бронетранспортер и одновременно боевая машина, типа русских БМП или БТР, только с важным отличием - оружие на башне меняется. По выбору туда можно поставить ракетную пусковую установку, здоровый пулемёт, можно малокалиберную скорострельную пушку, а можно и здоровенный ствол, как у танка или гаубицы.

Фугас сработал под "Хаммером". Взрывом с кузова выбросило пулемётчика. Тот кувыркнулся в воздухе, да неудачно приземлился "рыбкой" прямо на голову. Здесь и каска бесполезна - по странному повороту головы было видно, что шея сломана, и солдат мёртв. Водителя вышвырнуло на обочину. "Хаммер" валялся на боку, а из его окна беспомощно выныривала окровавленная рука, видать третий солдат ранен и самому ему не вылезти.

Патруль встал. За забором что-то мелькнуло, раздалась сухая автоматная очередь. В ответ взвыла ракета, пущенная со "Страйкера", ухнула куда-то в забор, не столько кого-то убить, сколько для общего эффекта. Загрохотала пушка "Брэдли", её снаряды рвались в сырцовой кладке, обваливая забор неровной синусоидой. В поддержку огрызнулись пулемёты, застрекотали автоматические винтовки.

В ответ - тишина. Неужели один подрывник был? Солдаты вынырнули из под брони, кувыркаясь откатились с дороги, залегли. Всё тихо. Эх, опасный это момент, в паре с подрывником снайпер может сидеть. Но "Хаммер" разгорается, тут уж не до раздумий. Юра вроде самый ближний...
- Эй, Иури! Ну, что, давай бегом. Нырнул, вытянул, мы прикрываем!!! - Это лейтенант. Значит бегом.

Юрий зигзагом бежит к "Хаммеру", за пару метров падает на колени и буквально въезжает под его повернутое брюхо на наколенниках. Не будь их, то ноги до мяса стёр бы об грубый асфальт. Теперь глубокий вдох. Днище стеной скрывает его от опасного забора. Раз, два, три - резко на ноги! Надо не просто вскочить, а ещё суметь вскорабкаться - машина широкая, когда лежит на боку, то дверь высоко. Дверь заклинило, хорошо, что окна большие, да без стекол. Чёрт, боец в бессознанке, одному не вытянуть. Юра орёт на помощь, кладёт винтовку и сползает внутрь машины.

Кое-как подлез под раненного, положил его на плечо. Вроде жив ещё. Это Макс, их сержант. Лицо в кровищи, стеклом посекло. Ну и приглушило его здорово. Тяжёлый, зараза, и скользкий. В узком пространстве безжизненное тело удержать никаких сил нет. Ногти загибаются о ткань, царапают её, оставляя белые линии и кажется вот-вот вспыхнут от трения. В пальцах боль, от напряжения мышцы сводит до судорог. Наконец ещё один солдат прыгнул на машину. Вдвоём вытянули сержанта, передали ребятам внизу - на крик народу подбежало, осмелели парни. Теперь бегом к водителю - тоже вроде жив. Напряжение несколько спадает, офицер по рации "кричит вертушку". И тут началось.

Где же эти черти сидели! И сколько их! И как такую кучу федаинов не засекла воздушная разведка... Во истину Тикрит, вотчина Саддама, самый "федаинистый" город. Забор на противоположной стороне дороге в момент озарился всплохами десятков "Калашей". Броня зазвенела, а из крупной асфальтовой наждачки посыпались пыль и искры, выбиваемые частыми пулями. Потом с десяток раз гулко ухнуло - гранатомёты, драконами выплюнув пламя, саданули длинными дымными ручищами своих ракет-гранат сразу по всей технике. Рисковые ребята, сами под перекрестный огонь засели, но дело сделали - три единицы подбито из одной засады, на тот день рекорд войны. "Страйкер", нашпигованный реактивными снарядами, взорвался первым. "Брэдли", казалось, выдержала удар. Но это только казалось - винегрет из стали и алюминия, что составляет её бочины, далеко не так прочен. Крепок для пули и осколка, но не для РПГ - и вот уже из неё валит чёрный дым, до взрыва счёт идёт на секунды.

Открылись все люки, посыпались за броню те, кто не вышел ранее. В этот момент одна реактивная граната угодила в перевернутый "Хаммер", пробив его бензобак. Машина кувыркнулась с бока на крышу и ярко вспыхнула. Юрка остался цел - перевернувшийся корпус гузно грюкнулся в сантиметрах от его морды, а горящее бензиновое облако звездой раскидало огненные протуберанцы по асфальту, зажав Юркино тело в своих клешнях-факелах, но не коснувшись его.

Извиваясь, как ящерица, он заскользил между пламенеющих стен своего "коридорчика" к обочине. В метре лежали тела водителя и сержанта Макса. Водителю, пожалуй, помощь больше не понадобится - залитый горящим бензином и от поясницы придавленный тяжеленным "Хаммером", надежды на выживание он не оставлял. А вот сержант, как и Юрий, прямого огня избежал, но лежал в опасной близи от полыхающих языков, ждующих любого колебания воздуха, чтобы обжигающе лизнуть его лицо.

Всё ещё находясь в полном беспамятстве, Макс тихо застонал от такого жара. Юрка схватил его за ноги и что есть силы потянул к себе. За обочиной был мелкий кювет, наверное и полуметра не будет, а рядом небольшая водотводная труба из тонкого оцинкованного железа, длинною всего метра три. Юрка положил сарджа рядом с этой трубой, а сам пополз за винтовкой. Пока придорожный брустверок, пламя и дым скрывали его от федаинов, прицельного огня по нему не велось, но как только он высунулся из-за своего ненадежного укрытия, то сразу явил для них прекрасную цель.

Выползти на дорогу равносильно самоубийству. Юрий откатился назад. Вначале расшвырял за забор все свои гранаты. Потом подполз к сержанту, достал его пистолет и сделал несколько выстрелов по сектору, видимому из своего укрытия. Пистолет в такой ситуации игрушка малой пользы, а патроны как водка - лишь заведись, кончаются быстро. Остался у Юрки один патрон. И тут за забором новая вспышка гранатомета. Опять насыпь свое дело сделала, отгородила от смерти. Граната взорвалась рядом, оглушила и присыпала, а земля казалось хлопнула по животу, содрогнувшись от близкого взрыва. Рефлекторно Юрка впустую израсходовал последний патрон, бахнув в предполагаемом направлении гранатометчика.

Положение до отчаяния безнадёжное. Сейчас перезарядят гранатомёт или перебегут вдоль забора, где его кюветик будет простреливаться, как мишень в траншейном тире. А ведь у них ручные противопехотные гранаты тоже есть. Если такую сюда швырнуть, то однозначно капут.

Юрка положил бесполезный пистолет рядом с сарджем, а сам ногами вперёд втиснулся в трубу. Как только уместился, теснее чем в гробу, даже руками не пошевелить - руки пришлось держать вытянутыми за головой. Но такое вот действие оказалось весьма уместным - в овражке, где он только что ползал, бухнула ещё одна гранта, опять близко, даже стенку у трубы погнуло, обвалив рыхлый песчаный обрывчик у входа в это ненадежное укрытие. Юру опять приглушило, пыль и песок казалось наглухо забили его легкие, а обвалившийся грунт присыпал его руки у края трубы.

Какое-то время он кашлял, потом продрав глаза, пытался выкарабкаться, но тут до него дошла простота положения - пока он сидит в трубе, то скрыт от глаз и находится в относительной безопасности, так как врядли кто из арабов заметил, как он залез в эту жестянку. В такой ситуации самое лучшее это тихо лежать не рыпаясь и просто ждать. Юра перевернулся на живот и опять засунул кисти рук в кучу песка, вход полузасыпан как нельзя к стати, и эта куча давала дополнительную маскировку. В такой позе он и замер, уставившись из своей амбразуры-колодца на линию асфальта в паре метров от себя - бОльшего разнообразия пейзажа из его норы не просматривалось.

В это время на противоположной стороне дороги события разворачивались следующим образом. Выскочив из техники, солдаты быстро сосредоточили огонь на ближайшем к ним заборе, так как и случае с Юркой, дорожный бруствер давал им естественную защиту. Так же за забор полетели гранаты, а потом командир дал приказ немедленно перебраться за него - лучше иметь одного противника по фронту, чем оставаться у простреливаемой с обеих сторон дороги. Да и насыпь здесь совсем низенькая. Сразу после взрывов схватили раненных и выскочили за забор. Там нашли всего три трупа, видимо подрывника и отвлекающую группу - на счастье основные силы федаинов засели на другой стороне дороги.

Кирпичный забор дал возможность сделать беглую перекличку. Юры нет, как нет никого из тех, кто был в "Хаммере". По мнению солдат, Гмыр погиб через минуту, как откатился с дороги на противоположную сторону - там было два взрыва, а когда прыгали через забор, то с высоты видели и труп. Сейчас это место невозможно просмотреть - загораживается техникой на дороге. Ладно, всё ясно - безвозвратные потери, сержант Макс и его двое бойцов из первой машины, солдат Иури Гмиа, да водитель взорвавшегося "Страйкера". Срочное оказание первой помощи раненым, и больше ждать нечего. В ста метрах за забором здоровый дом с толстыми стенами, куда более надежная защита. Значит до прихода подкрепления всем туда.

Короткими перебежками добрались до дома. Дом оказался пуст, наверное перед атакой порекомендовали хозяевам убраться. Разложили раненных, заняли оборону. Теперь позиция уверенно позволяла дождаться подкрепления - появления федаинов можно было ожидать только через ту же самую ограду, где минуту назад прыгали сами. Такое тактическое преимущество обороняющегося стало очевидным для федаинов - на штурм дома оне не пошли, однако солдаты из своего укрытия абсолютно не могли видеть, что твориться на дороге, и это арабы тоже поняли.

Поняли и воспользовались. В таких случаях партизаны действовали крайне быстро и в основном по одной схеме - бОльшая часть отряда моментально уходит или разбегается, а небольшая часть бежит на место боя снимать кино - бесконечный сериал под названием "Аллах Акбар", а также собирать трофеи, искать раненых и трупов. Времени у них всегда в обрез - с минуты на минуту появится самолёт-разведчик или того хуже боевая авиаци, убежать потом будет трудно. А уж если дотянули до подхода наземного подкрепления, то шансов уцелеть может и вовсе не остаться.

Юрий лежал в своей норе и как мог вслушивался бой, пытаясь понять, что же там происходит. Близкое попадание двух гранат здорово сказалось на его слухе - на фоне головной боли и сильнейшего звона в ушах, реальность звуков стала "ватной", порой даже трудно понять, откуда доносятся взрывы. Что это? Разрывы наших гранат или арабских? Ага, сплошная пальба, скорее всего "Калаши", сухие короткие очереди "двойками", это М-16...

Вдруг всё стихло. Неужели всем конец?! Куда делся патруль? Слух потихоньку восстанавливался - вот уже слышен негромкий треск огня на горящей технике. И стон. Юрка понял, что брустверок и труба спасли не одного его - ведь всего в метре лежал Макс. Слабый стон повторился, потом какое-то шорохи. Очевидно сержант всё ещё жив, и даже не в глубокой коме - похже это он шевелится. Эх вылезти бы, но чёрт, знать бы что там. Как бы башку аккурат под снайпера не подставить... Да тут просто знай, что тут человек, то и целится не зачем - пальни вслепую, и сиё чахленькое укрытие станет твоим же гробом.

Эти раздумья быстро оборвал новый звук - по дороге на малой скорости ехала машина. Явно легковушка и явно не наша. Звук то приближался, то замирал на одном месте, а вот к нему примешались негромкие крики на арабском и хлопанье дверей. Похоже, что арабы для экономиии времени подкатили на место засады на каком-то транспорте - слышалась их беготня с характерным шарканьем ног в их любимых пластмассовых шлёпках на босу ногу. Шумовая картина дополнялась периодическим металлическими звуками - похоже торопятся подобрать трофеи. Из-за горящей кострами техники, легковушка как могла съехала на обочину, объезжая огонь на самом малом ходу. Наконец ровно в центре Юркиного "окошка" появилось колесо. Затем колесо исчезло, и потянулась красная облупленная бочина, затем заднее колесо. И тут стоп - заднее колесо стало, аккуратно вписавшись в Юркин "видоискатель".

Дверь, кажется хлопнула совсем над ухом. Потом арабская речь, смешки. Им отвётом и совсем не кстати раздался очередной стон Макса. Арабы возбужденно загалдели. Глухой звук увязших в песке ног, а вот и сами ноги - белые штаны и грязные пальцы выглядывающие из дешёвых заношенных сланцев. Кто-то ещё шаркает по асфальту. Сколько их? Только трое? Эх, лишь бы из "Калаша" очередь по трубе не дали - эта жесть для пули как бумага.

Юрка лежит, не дышит. Кто-то с грохотом прыгнул на трубу, Юркино сердце так предательски заколотилось. Кто-то защелкал сержантским пистолетом, который совсем недавно бросил Юрий. Арабы опять загалдели - очевидно они обсуждали только что прошедший бой. Похоже, что Юрку они искать не собираются - скорее всего по пустому пистолету они "догадались", что найденный раненный и есть тот боец, по которому стреляли из гранатомета, и который отстреливался из пистолета. Потом вдруг раздался громкий смех, и прямо перед Юркиным носом упором на трубу поставили автомат Калашникова с двумя длиннющими пулемётными рожками, смотанными изолентой. Подними руку из песка, и вот оно оружие. Почему-то очень захотелось сделать такое, но только на секунду - моментально вернулся парализующий страх, льдом сковывающий тело.

Затем смех стих, начались короткие споры. Затем опять смех, а потом по трубе что-то гулко застучало, словно капли крупного дождя. Вдруг до Юры чётко дошла картина того, что происходит снаружи - араб, стоящий над ним прямо с трубы мочится раненому сержанту на лицо. Но теперь вместо смеха раздалась ругань - ругался, видимо, старший. Ругался и поторапливал. Вот двигатель заглушили, опять шарканье ног, потом ключ зашелестел в багажнике, а вот и щелчок - багажник открыли и тот тихонько зашипел, поднимаясь. Понятно, почему ругался араб - ему не хотелось, чтобы его машина мочой воняла. Потом все опять спрыгнули в кювет.

За прислонённым автоматом мелькнуло две пары ног, да ещё тот, кто стоял на трубе с грохотом слез к ним. Значит точно трое. Негромко звякнули переброшенные автоматы. Слышна возня у сержанта. Похоже обыскивают второпях. Вот схватились и потащили - проплыло две пары ног, полы белых саванов, болтающаяся голова Макса, потом его провисшая задница, а замыкала процессию знакомая пара грязных ступней в сланцах.

Юрка уже ничего не думал. Он совсем не горел желанием геройствовать, а уж любви к своему сержанту вообще никогда не испытывал. Пусть в Американской Армии дедовщины и нет, но вот "сержантщины" сколько хочешь, сколького от Макса за полтора года натерпелся. Ситуация то для Юрки складывается самым благоприятным образом - жив-здоров, ни царапины, да и кажись враги не заметили. Полежи себе полчасика, а как подойдет подкрепление, вылазь спокойно. Так вот, просто и логично, никто тебя не укорит, даже похвалят за проявленную находчивость.

И вдруг в его башке всё понеслось как в компьютере, за доли долей секунды. Казалось все его мысли со стршной скоростью набивал, на уже не подотчётной его контролю "мозговой клавиатуре", какой-то внезапно проснувшийся чёрт. А потом его "комп" вдруг "завис" на одной единственной такой простой мыслишке - все арабы тянут Макса, их автоматы за спиной, а самый ближний, так вообще перед Юркиным носом. И ещё машина с ключами. И ещё большая вероятность, что эти трое и есть "трофейная команда", арабскую тактику уже изучили... Значит это редкий шанс!

Дальше мировосприятие пошло как в пелене - мир вокруг побелел и завибрировал от навалившейся на Юрку ярости. Как змея в броске, он что было силы дёрнулся вперёд, а фонтанами выскочившие из песка руки крепко схватили автомат. В момент подобрал ноги и опять с грохотом распрямился, пружиной выталкивая своё тело. Далеко вылезти не удалось - в след за руками с оружием из трубы едва показалась его голова, но этого оказалось вполне достаточно. Арабы завизжали, уже поднятое ими тело Макса глухо брякнулось в багажник. Хорошо, что автомат не на предохранителе, а уж с расстояния в два метра смазать сложно.

Длинная очередь пополам сложила двоих арабов, что держали Макса за руки, а вот "ссыкун" в сланцах успел отскочить невредимым и вопя что-то во всю глотку побежал прочь. Юрка бешено заработал ногами и локтями, как насекомое вываливаясь из своей куколки. Благоразумно решил не вставать во весь рост, а согнувшись раком смешными собачьими прыжками добрался до асфальтового края. Там залег, перехватил автомат как следует - прикладом в упор плеча, локоть в землю, и уже прицельно, словно на стрельбище, послал короткую очередь вслед убегающему.

На белом балахоне появилась едва видимая точка, араб упал на карачки, его крик перешёл в хрип, а потом в кашель. Юра выстрелил ещё раз. Без привычки к "Калашу" его локоть соскочил с твёрдой асфальтовой ступеньки, и он промазал - пули ушли выше, даже не зацепив дорогу. Однако точка на спине убегавшего быстро превращалась в ярко-красное пятно, а через секунды забагрился и рукав его "ночнушки". Федаин ещё раз кашлянул, изо рта потянулась длинная тягучая слюна вперемешку с алой кровью. Руки подогнулись, и он неуклюже ткнулся лицом в асфальт.

Арабы у машины тоже были живы, ближний постанывал и закидывал руку, пытаясь толи ползти; толи снять автомат. Другой же похоже агонировал - его торс прошило несколькими пулями и одна попала в шею. Оттуда быстро разливалась лужа крови, в которой и лежалo его мелко подрагивающее тело.

Юра боязливо огляделся. Больше всего его пугал забор за спиной, если оттуда вновь явится полчище федаинов, тогда конец. Из замка открытой крышки багажника маняще торчали ключи. Потом он заметил осколки заднего фонаря, разбитого конечно же его пулей! Ему стало досадно, что он мог вот так запросто сам пристрелить Макса. Юра приподнялся. Потом встал и согнувшись шагнул к багажнику.

Араб под Юркиными ногами опять застонал и пополз на руках. Чтобы не срикошетить, Юра присел на корточки и выстрелил ему в висок, стараясь держать автомат параллельно земле. По асфальту густо брызнуло содержимое черепа, араб затих, и его тело обмякло киселём. Если не считать потрескивания горящих шин и низкое гудение полыхающих соляры и бензина, то вновь наступила тишина.

Юрка поднялся во весь рост и заглянул в багажник: К своему великому удивлению там он увидел своего сержанта, мокрого от крови и мочи, живого, но с широко открытыми глазами, полными ужаса. Юркина пуля прошла через уголок задка легковушки, даже не влетев в багажник.
- Сардж, ты как? Сам встать сможешь? Драпать отсюда надо, пошли в салон.
- Иури, помоги... Голова сильно кружится...

Юрка открыл заднюю дверь, достал из замка ключи, затем спустил Максовы ноги из багажника. Тот с трудом встал, упираясь одной рукой о машину, другой о подставленное Юркино плечо, сделал три шатких шажка и наконец завалился на заднее сидение, прямо на Юркину винтовку, которую арабы успели подобрать с дороги. Гмыр бесцеремонно выдернул из-под него свой ствол, затем со словами "получи оружие" сунул Максу "Калаша", а сам галопом оббежал машину и нырнул вниз за двумя другими автоматами. Быстро подскочил к трупам, снял "пушки". У одного никаких патронов не было, а вот у второго он достал из чёрной самопальной разгрузки четыре полных рожка. Еще связку из двух 30-патронных магазинов он нашёл в открытом бардачке, там же лежала тканная арабским крестиком клетчатая головная накидка-"арафатка".

Автомобиль, судя по полуистертой эмблемке на руле - допотопный "Ситроен", поклокотал взвизгнувшим стартером, помигал лампочками, но завёлся без проблем. Стараясь унять появившуюся в руках дрожь, Юрка тронулся. Легковушка дёрнулась от излишне резко брошенного сцепления и заглохла. Гмыр ругнулся и стартанул ещё раз - уже плавнее. Наконец тронулись. От качки Макс почти сразу стал блевать прямо на себя, впрочем он был уже настолько грязным, что куда он блюет большого значения не имело.

Километра через полтора дорога упёрлась в перекресток. Куда ехать то? Ну давай направо, только бы подальше от населенных пунктов - появиться двум солдатам в городе, да не то что солдатам, просто белым людям, это верная смерть. Живьём сожгут. Вдалеке показалась встречная. Юрка скинул каску и нацепил "арафатку" - не ахти какая маскировка, но всё же. Для верности на колени положил снятый с предохранителя автомат, а свою длинную М-16 ткнул стволом в ноги пассажирского сидения.
- Макс, а ну ложись! Держи пушку на готове - впереди арабы.

Водитель встречной подозрительно уставился на них, но не тормознул, пронесло вроде. Дальше асфальт кончился, пошла пыльная грунтовка, но впереди никого. Макс поднялся и заговорил:
- Спасибо, фелла*! Что не бросил спасибо. А я знал, что ты в трубу полез. Только очухался - смотрю ты, а потом снова взрыв. Ну я опять в отруб. Второй раз очухался, когда этот урод мне на морду ссал. Я косить решил, что в бессознанке, а то пожалуй сразу бы убили. А ты рисковый боец!
- Ладно, сардж. Потом поблагодаришь. И за арабов, и что из "Хамви" тебя тащил, и что с горящего асфальта стянул... Потом! Ты лучше скажи куда ехать то?
__________
* fella - дружище (англ. разг.)

Где-то справа в небе закружился вертолёт. Юрка остановил машину, сорвал "арафатку" и выскочил, размахивая руками. Однако вертолёт даже не изменил своего полёта. Да и бесполезно это - на таком расстоянии заметить бойца в "песочке" очень трудно. Кто летал, тот знает, как форма на пейзаже растворяется.
- Макс, можь вернёмся. Можь на засаду уже наши пришли.
- Нет, Иури. Прийти они могут только из Сарсарского лагеря или из самого Тикрита. Если первый коптер на баражирожке появился, то ещё не значит, что он тебе помочь сможет - рации нет, с ним не свяжешься, а вот на разбежавшихся арабов запросто можно нарваться. Надо на блок-пост выходить. Гони пока прямо.

Дорога с ухабами, гнать особо не получалось. Поначалу Макс постоянно блевал, точнее просто корчился, блевать ему давно уже было нечем - его организм, много раз вывернутый наизнанку, не оставил в себе даже желчи, зато в салоне изрядно воняло. Иногда мелькали тележки с осликами, иногда пешеходы. Машин на счастье не было, и всё благодаря жесточайшему энергетическому кризису, разразившемуся во второй по нефтеносности стране - в войну бензина у частников практически не осталось.

Начались сады и просёлочные перекрестки между ними. Макс мучительно пытался вспомнить карту. У перекрестка с большой дорогой пришлось остановиться. Что это за дорога? Направо или налево? Тут уже ориентировались по солнцу - надо в Тикрит, на такой дороге точно будет блок пост, если солнце сзади, то Тикрит направо... Вроде...

Через пяток километров сады кончились, и опять потянулась иссушенная полупустыня с редкими колючими кустиками и жиденькими пучками уже успевшего высохнуть бурьяна. Людей практически нет - только кое-где мелькнёт фигурка у стада овец или коз. От солнца салон накалился как плита, после беготни и пережитого страшно хотелось пить.

Изредка пересекали русла ручьёв, ровненько засыпанных ярко-жёлтым мелким песочком. Одинокие глиняные кочки среди мелко-рифленного песка чем-то походили на японские сады камней. Абсолютно всё даже без намёка на воду. Вот те и Иракский апрель, сухой сезон в разгаре. В Юркиной разгрузке воды не было, всё осталось в подбитом "Страйкере", а вот у Макса оказалась одна початая маленькая бутылочка. Сержант сунул её через Юркино плечо. Тот сделал хороший глоток и отдал пластик обратно:
- На, пей! Только это... Понемногу, а то напрасно выблюешь.

Макс хмыкнул и залпом осушил остатки. Потом нагнулся и стал громко копаться в кусках пулемётных лент, которые арабы также собрали с дороги и накидали между сиденьями на пол. Наконец победно гикнул и достал большую зелёную бутылку. На этикетке арабской вязью что-то хитро написано, формой напоминая лимон. Газировка оказалась противно тёплой и излишне сладкой, отдаленно напоминая крашенный зелёнкой лимонад с избытком сахара. Жажду такое почти не утоляло.
- Слышь, Макс. А мы Тикрит не проскочили? Похоже этот просёлок намного западнее идет.
- Может и проскочили. Тогда, судя по тени, нам надо ещё раз на лево.

Свернуть на лево не получилось. У первого перекрёстка лежали в шахматном порядке плиты, стояли "Брэдли" и "Хамви". Знак "Стоп", блокпост и спасение. Юрка стащил с головы арабский платок, а Макс снял свою каску и на вытянутой руке высунул её окно, а потом стал что есть мочи радостно орать.

Эффект получился противоположный - солдаты на блокпосту моментально прыгнули за блоки и ощетинились стволами. Унисоном крутанулись башни "Брэдлей". Видя такое дело, Юрка остановил машину, и стал медленно вылезать. Автоматы и свою винтовку он предусмотрительно оставил на сидении - показаться с оружием перед залегшим взводом пожалуй было бы несколько опрометчиво... За ним вывалился Макс. Сержанта всё ещё шатало, и он, пройдя шагов десять, с матюками в адрес залегших грузно сел на землю. Наконец-то дошло, что это свои - несколько человек выскочили из укрытия и бегом помчались к ним.

Ну а потом... Потом краткие расспросы, обнимания... Потом водички вдоволь, противорвотное Максу, стерильную повязку на его запёкшиеся раны. Потом опять рассказ всей истории, уже каждый по отдельности и на магнитофон. Потом нюхание стволов и подсчёт патронов, на предмет из чего стреляли. Из М-16 точно не стреляли. Потом писанина, рапорта, росписи. Потом Макса забрали в санчасть, а Юрку посадили на вертолёт и потащили на место засады.

Батюшки - живой! Встреча с удивлённым лейтенантом и ребятами. Ну и с военным следователем, и с комбатом до кучи. Пришлось потоптаться до самой темноты. Бесчисленный раз рассказать-показать, втиснуться-выскочить, измотался Юрка по трубе лазить. Наконец добрался до палатки и сразу в сон.

Потом утреннее построение, траурный момент с приспущенным флагом по погибшим. Затем пламенная речь перед строем о том, какой герой прайвит Гмиа. Потом опять к комбату, тот трясёт руку, что-то такое говорит о "Пурпурном Сердце" за спасение командира и о "Геройской Солдатской Медали"* за то, что безоружным трёх врагов уничтожил, да с захватом трофейного оружия и транспортного средства. А потом...
__________
* Вообще-то в Американской Армии все возможные награды пехотинца можно пересчитать по пальцам одной руки, но Soldiers Medal for Heroism, этакий восьмиугольничек с орлом и лентой под Американский Флаг - один из самых почётнейших солдатских орденов; Purple Heart, фиолетовое сердечко с профилем Жоры Вашингтона тоже очень солидно, хоть и дают чаще.

А потом - суп с котом. Пришла стандартная бумажонка, о том что надо двадцать долларов заплатить. Смейтесь, не смейтесь, а после представления к награде саму медаль покупать надо. Любую. Хоть ничего не значащий значок, хоть высшую награду Америки - деньги на бочку. Вообщето-то орден в коробочке стараются беспланто - чтобы не выставлять пошлое крахоборство после героизма и доблестной службы, нармальные командиры такое оплачивают сами из расходных денег подразделения.

Но к наградам высокого уровня не то что в дивизии, а даже не в самом Пентагоне представляют, а только с его ходатайства. Ну и немного копают при этом, конечно... Копнули так совсем слегонца и... и получается, что герой-то не в Ираке служит, а доблестно учится в Американ-Ривер Колледже на техника-электрика высоковольтных установок. Тот же самый номер соушел секьюрити, даже вот какую-то степуху себе на пропитание давеча попросил. Копнули ещё тщательней - в армии его двойник с совершенно другой биографией. Вначале тряхонули того, кто электрик (Юру Пинского), ну а затем и солдата (Юру Минского).

Контрразведка с Ай-Эн-Эс* на ушах. По закону такое лицо должно сразу очутиться в тюрьме для выяснения условий внедрения, связей с агентурной сетью, паролей, тайников и явок. Ну а если никакого шпионажа и в помине нет, то тогда по тому же закону следует такое лицо заковать в наручники и отвезти на ближайший самолёт, вылетающий в его родную страну - то бишь депортировать. Но с другой стороны, лицо это по-настоящему геройствует за Америку. Плюс имеются прецеденты об индивидуальном, льготном или исключительном предоставлении вида на жительства, а то и сразу гражданства в таких случаях.
__________
* INS, Immigration and Naturalization Service - Иммиграционная Службa

В общем, всех тонкостей я не знаю. Знаю, что иммиграционный суд состоялся, "дура лекс сед лекс"*. Что дура, то дура, американская юстиционная бюрократия впереди планеты всей. Но и сильно офаршматиться Америка не могла - смотрите, какой позор, мы своих героев после геройства депортируем. На суде зачитывали в Юркину пользу любые нюансы.
__________
* dura lex sed lex - "закон суров, но это закон", (лат.)

А нюансов выше крыши! Биография честная? Честная! Почти - дата рождения не верно указана. А география биографии? Тоже почти - Минск-Пинск, разберись, что. Поди один город, наверное на транслите фонетика разная. Контракт выполнялся? Добросовестно! Как так не мог рекрутироваться? Человек изъявил желание - в ответ сказали "добро пожаловать". Сказали бы "на депортацию", может сразу бы сознательно и депортировался. А тут даже документ, удостоверяющий личность, сами дали. Пардон, но всё это исключительно казённые недоработки. А насчет номера соушел секьюрити... Ну тут уж сорри, виноват, исправлюсь. Хотя там же написано Yury Gmyr, думал, что всё нормально... Мол всем иуриам гмиам в Америке такие цифирки дают...

Короче, за неправомерное использование чужого номера социального страхования на рядового Иури Гмиа (Yury Gmyr) наложить штраф в размере трёхсот долларов. Все имеющиеся документы аннулировать из-за сомнительных обстоятельств их получения. Далее поменять его иммиграционный статус с "нелегал" на "постоянный житель" (legal resident), и для законного подтверждения этого статуса выписать соответствующий документ (Green Card). За гринкарту опять же 80 баксов заплатите. Всё-таки жмоты в наших судах - дали бы сразу гражданство, а то пришлось Юрке на citizenship уже самому подавать, хоть и по льготному, но всё равно ещё 250$.

Далее - присвоить другой номер социального страхования и присвоить кличку Purple Heart Veteran*, ведь геройский "пурпур" Юрка тоже заслужил честно. С американских позиций честно, с арабских, так опять же не пойми как - ворованным оружием.
__________
* Ветран ордена "Пурпурного Сердца"

И последняя хохма: по закону любой контракт, подписанный с подлогом, является недействительным. Вот и Юркин контракт аннулировался. Правда причитающиеся по нему деньги полностью выплатили, равно как и зачли выслугу по состоявшемуся факту. На предложение подписать новый контракт Юрка просто фыркнул - мол своё уже отгероил. Да и вообще он от армии косит. Сейчас работают в PG&E (Компании Пасифик Газ энд Электрик) два техника, два Юры Гмыра. Кто его знает, может даже с одним дипломом и на один сертификат устроились, ведь по таким делам опыта у них не занимать. В заключение этой главы ещё раз штатовский устав напомню - честный бой, это где ты победил!
...

----------------------------------------------


...Имелись основания считать, что своего дальнего родственника, генерала Башира, дядюшка Садди хлопнул именно в этом дворце в - в малом конференц-зале. Тогда тут проходила верховная встреча высших военных чинов, планировавших иракскую оборону. Войска коалиции уже давно скучковались в Кувейте, и через сторонние источники Саддаму еще до объявления официального ультиматума стали сыпаться предложения о том, как избежать войны. Предлагали по простому - бери все деньги, какие со своего народа успел насосать, собирай друзей и близких и вали из Ирака в любую страну, что согласиться тебя принять.

А таких было пруд пруди - распахнуть двери были готвы добрых 2/3 всех мусульманских стран, ну и экзотика типа Северной Кореи или Белоруссии. Обещали даже длительную отсрочку его "вынужденной эмиграции", при условии, если он подпишет декрет о роспуске своей фашисткой партии Баас и проведёт свободные выборы. В любом варианте давали полные гарантии неприследования - сиди себе мультимиллиардером где-нибудь в Ливии и гоняй чаи с Каддафи, или парься в баньке с Батькой Лукашенко.

Но тут Саддам привлёк к работе своих лучших аналитиков и попросил подсчитать, сколько же он способен отмобилизовать народу из своего 27-миллионного населения. Получалась армия около 3-х миллионов штыков. Ну а коалиционная группировка то смех - всего двести тысяч! Пусть будут потери один к ста, а в условиях городских боев всего один к десяти, а то и к пяти, а это значит, что американцы только на подходах к Багдаду потеряют около 50-ти тысяч! Двадцатипятипроцентные потери! Каждый четвёртый солдат мёртв, соединения небоеспособны, Конгресс на ушах, народ на улицах, в Америке - революция!!! Рассерженные толпы в гневе сжигают Белый Дом и четвертуют Президента Буша! Ура, победа!

Только не подумайте, что это мой собственный бред - это официальный прогноз центрального аналитического центра ставки Саддама. Он действительно ждал вторую Американскую революцию. Поясню: если не считать сексуальной и научно-технической, то первая (и единственная) революция в Америке уже была, давно правда, ещё в 1775-м году. Понятно, что все его "аналитики" так боялись Саддама, что никакого "прогноза" против его воли дать не смели. Вот и писали угодную царю чушь, сдобряя её умными словесами и патриотическими победными реляциями, ничего общего со здравым смыслом не имеющими.

Но самое странное, что Саддам под конец живший исключительно в своём вымышленном мирке, этим реляциям верил! Верил, что на волне антивоенных настроений сразу после капитуляции Америки (ну пусть не капитуляции, а позорного отступления в форме панического бегства) он снова захватит Кувейт, на этот раз без какой-либо международной оппозиции и следовательно навсегда. Цены на нефть после такой войны взлетят раза в три, если не больше, все ООН-овские сакции будут немедленно сняты, в Ирак деньги опять потекут рекой. Два-три года активной подготовки и можно брать Саудовскую Аравию, считай голенькую и тёпленкую...

Позже в личном архиве был найден написанный рукой Саддама стих. Вообще Хуссейн частенько баловался виршами политического содержания. К сожалению, в стихотворной форме мне этот шедевр не передать: "Эта война поворот в истории. Эта война последний шанс поставить арабскую цивилизацию во главе Мира. Кто котролирует нефть - тот контролирует мир, а поэтому все эти шейхи, эмиры и короли обязаны навсегда уйти. Сейчас воля Аллаха совершенно очевидна - вместо этих мешков с пылью посадить за возжи партию Баас. И этот дар Аллаха я не упущу - мы посрамим неверных, накажем врага и разрушим Америку. Ты позвал меня на скромный труд - повести всех мусульман в этот поход. Но чтобы осел пошел, его надо ударить. А когда придет в стийло к сену и воде, то возблагодарит своего погонщика. Пусть я погонщик и тяжёл мой труд, но мне ли роптать? О великий Аллах, дай мне эту войну, благодарю тебя за этот дар! Великий Аллах" И дата - третье февраля 2003 года.
Вот вы мне скажите, нормально ли с головой у этого человека? Ведь оставалось всего полтора месяца до войны, а за десять лет Американская армия хуже не стала. Вон в Первую Иракскую почти полмиллиона личного состава пригнали, сейчас в два раза меньше - значит технические возможности в два раза возросли! За исключением едениц, типа министра информации, остальное окружение Президента Хуссейна прекрасно отдавало себе отчёт о военных реалиях и искусственности такого "оптимистического сценария", но каждый боялся об этом даже намекнуть. Этакий коллективно-сталинский "одобрямс".

Однако среди старших партийных лизоблюдов находились и честные люди, у которых боль за страну перевешивала личные страхи, а может им, как серьёзным мужикам, просто надоело играть в эти глупые придворные игры. На одном из совещаний ставки генерал Башир скромно попросил слова, встал и прямо сказал, что вероятность развития событий по представленному аналитическому прогнозу равна нулю. По свидетельству очевидцев к нему подошел сам Президент, потряс руку, а потом положил ладони на плечи своему любимому генералу и усадил обратно в кресло. Находясь у него сзади и чуть с боку, вытащил свой пистолет и в упор выстрелил в височно-затылочную область, то бишь куда-то за правое ухо. А потом буднично сказал: "с предателями будет только так".

Генерал Башир никогда не был предателем - герой Ирано-Иракской войны и один из самых толковых военачальников Иракской армии, отличившийся при захвате Кувейта. Да и в "Бурю в Пыстыне" по иракским меркам весьма неплохо воевал - его соединения имели самый низкий процент потерь и оказались единственными, что организованно отошли, а не в панике посдавались в плен. Вот и воздал верховный главнокомандующий славу герою, своему успешному генералу и родственнику. Для остальных же урок прост - Саддаму не перечить! Опасно для жизни. ... "

Ломачинский, да, впечатляет.
Задумалась вот - это ж какая страсть идти в российские ВС, если призывник на ушах готов стоять лишь бы туда не попасть?, вплоть до отслужить таки, но - в чужой аримии.
Армейские чины винят во всем трусливых слабаков, да "Солдатских матерей" вырастивших размазней.
Но вот нормальный таки парень оказался, от тягот службы не уворачивался, сложилась ситуация - так и погеройствовал, не в бесшабашном фанатичном порыве - а сквозь парализующий ужас, как обыкновенному живому человеку свойственно.
Страх системных негласных издевательств пуще страха за жизнь в честном бою?

""
Вместо "спасибов" есть тут какая-то система призовых значков, чесговоря не разбиралась еще

Трудно поверить в неведение властей, что они так наивны, что верят в сказки военных чинов о "малахольных маменькиных сынках" и в "ну везде есть ссоры между сослуживцами, одногруппниками, с горшковой группы начиная, все идет с гражданки, там и разберайтесь".
Почему нет его, реального механизма защиты против уголовников?
Кому-то выгодно? Тотальная бестолковость, неспособность навести порядок? Или наплевизм, на армию как и на остальной народ?

http://www.infox.ru/accident/incident/2 ... zili.phtml :

Призывника на Урале заморозили насмерть

Еще множество с воспалением легких.
Что конкретно случилось не пишут, не то отопление не организовали, не то в хилой одежке по морозу загоняли - замордовали пацанов, - не свои, не жалко.

Новую книжку на фикшнбуке выложили -
"Устные рассказы" Михаила Ромма.
Разрозненные встречи, впечатления, но живо, увлекательно,
проглотила с огромным удовольствием , цитировать можно с любого места, не оторвешься,

небольшой отрывок для примера - Ромм рассказывает о встрече с Хрущовым:

"Должно было быть здесь два заключительных слова – Ильичева и Суслова. Но перед этим несколько замечаний решил сделать Хрущев. Приготовили ему для этого какую-то записочку, страничек шесть, небольшая. Ну, думаю, минут пятнадцать пройдет, заключительные слова, и все, – отработали.

Он начал читать свои замечания, но уже после первой же страницы отложил ее в сторону, надоело ему читать, и стал говорить. И проговорил он два с половиной часа. Ну никак невозможно вспомнить, что именно он говорил. Тут перемешались и вопросы политики, и китайский вопрос, и вопросы культуры, и крик на Некрасова, которого он предложил исключить из партии, и еще какие-то необыкновенные откровения.

Но главный, что ли, аттракцион, был китайский. Излагать весь этот китайский вопрос смысла, конечно, нету, но одна часть была примечательна.

– Ведь у нас были очень хорошие отношения. На чем они поломались? Я вам расскажу, пожалуй, эту историю, только без опубликования. Пожалуйста, прошу, не надо опубликовывать это дело.

Случилось это так. Вот как случилось начало этой трещины.

Были мы в Индии. Встреча прекрасная. Настроение было… С народом все превосходно. Ну, и пришло мне в голову, говорю: «Давайте, товарищи, залетим в Пекин, это и недалеко тут, из Индии, крючочек. Залетим, поговорим там по нашим делам». Ну, залетели. И что же вы думаете? Принимает меня Мао Цзедун, как вы думаете, где? В бассейне. В бассейне принимает.

Что делать? Он хозяин, я – гость. Приходится плыть. Ну, и влезаем мы в воду. Он плывет, и я плыву, а между нами переводчик. Но ведь он-то – призовой пловец, а я горняк, я же, между нами говоря, плаваю-то кое-как, я же бултыхаюсь, я же отстаю. А он плывет, козыряет. И все время всякие материи излагает, политические вещи. Переводчик мне это на плаву переводит, а я и ответить как следует не могу. И он получается передо мной в преимущественном положении. Ну, надоело мне это. Поплавал я, поплавал, думаю – да ну тебя к черту, вылезу. Вылез я на краешек, свесил ноги. И что же, теперь я наверху, а он внизу плавает. Он плавает, переводчик не знает, то ли с ним плавать, то ли со мной рядом сидеть. Он плавает, а я-то сверху вниз на него смотрю. А он-то снизу вверх, он в это время говорит мне что-то про коммуны, про ихний эти коммуны. Ну, я уже отдышался и отвечаю ему про эти коммуны: «Ну, это мы еще посмотрим, что у вас из этих коммун произойдет». Теперь уж мне во много раз легче, раз я сел. Он и обиделся. Вот с этого все и началось, товарищи.

Ну, поразительная глубина политического мышления Хрущева. Она представила для меня какую-то дополнительную краску в этом разнообразном, мозаичном, так сказать, портрете. "

http://www.fictionbook.ru/author/mihail ... ml?page=10

Раз уж потянуло, ищу еще : )

Следущее, что обратило на себя внимание в разделе мемуаристики -
книга с интригующим названием "Мне - 65" = ) Никитина.

Не, не того Никитина, который "Под музыку Вивальди",
но страницу уже открыла - и... не оторваться : )

Оказалось писатель-фантаст, начинал при Союзе, но основной массой пошел издаваться, когда меня уже не было рядом с нововыпускаемыми сериями, потому и не знала про такого.

Да и не важно - первая часть воспоминаний читается на одном дыхании,
ну прям улыбаться хочется от удовольствия.
Ностальгирую: застроенная "частным сектором" окраина индустриального центра,
мир керосинок, дворовых "скворечников", потом арифмометров и механических печатных машинок, здорово так показывает как этот, прежний мир, рушится, тает будто льдинка, со всеми его нравами, обыкновениями, - уходят привычки, уничтожаются традиции
(трактовка автора: отношения ломаются, переиначиваются под напором новой техники.
А что, убедительно пусть даже похоже на версию бородатых "первоисточников" о роли "производительных сил", но убедительно )

Ох, плевательницы! Только читая, вспомнила что видела такие совсем уж в глубоком младенчестве, но видела
Выражение "заплеваный пол" встречали? у классиков где-ньть?
Наверное современный читатель представит, что обитатели классических страниц зачем-то плевались подобно детям в яслях
Давненько не приходилось наблюдать этого физиологического акта с участием носовых пазух.
А по тогдашним понятиям сие отправление считалось полезным, простуда якобы легче течет и быстрей проходит. Плевались не то что не скрываясь, а звучно, со смаком "как мужику и положено".
(Сюда же - обыграннейшая классиками вещь: как кто-нибудь то подавится, то "похлебнется". Есть впечатление что и это стало менее частым. Оно б и не удивительно - у прежней привычки отрицательный побочный эффект имеется - расслабление нёбной перегородки, вдохнуть пищу - на раз.)

О противостоянии "города" и пригорода, тоже еще как памятно.
Разные миры, непохожие образы жизни - в квартире на этажах и в доме на земле.
У одних - теплые удобства, у других дрова-уголь, вода на улице, в колонке.
И что думаете несчастные частники с тоскливой завистью смотрят на обитателей этажей?
Щас. С жалостью смотрели.
Боже, да как же там жить-то можно?! как карандаши в пенале, бледные немочи! Нужду справляют за фанерной дверью, практически у всех на слуху - уж0сть!
Газ и воду, оценив рациональность, протянули постепенно и в домики, но в остальном ..
Чуть в сторону от мемуара -

-------
- где-то промелькнуло: "собаки на цепи, кшмар! несчастные животные со сломаной психикой!"
Вот тоже - эк нравы поменялись, диаметрально. Скажи теперь, что во дворе пёсу самое место -
почтут за живодера
Наши собаки не подозревали, что цепь их так оскорбляет, жили не-тужили
Затащить собаку в дом? - просто бы в голову никому не пришло, ну как грязную садовую лопату на обеденный стол.
А цепь - дак она длинная, а то еще и по проволоке ходит - точно просторней, чем у комнатных, от дивана до дивана; кроме того на ночь псов отвязывали и выставляли за калитку - побегать. Там они себе и пару находили по своему усмотрению и прочию собачью общественную жизь вели скоко влезет.
Запомнилось - иду мимо высотки, кот сидит на форточке третьего этажа, и показалось - грустно-грустно на двор смотрит; жалко так стало этого кота!
"А ты сама на цепи посиди!" - это у собачников "непрошибаемый" аргумент
- да тогда, лет семи-десяти, если б меня эдак в комнате днями запирали, да гуляли часик на веревочке - может на цепи и предпочтительней бы показалось (хоть на забор сопрешься, прохожих понюхаешь, на машины полаешь, а, еще - гадишь когда вздумается! а не два раза в день на выходе )

За многое их жалели, стиснутых в коробках: один музыку врубит, да еще похваляется, в окно выставит - остальным не спи-не читай, мастерскую - ваять-паять-строчить-греметь - все в жилой комнате приходится, а не как у людей, в сарае, а то еще фотка ходила по газетным разделам юмора - запорожец на балконе
ну и псов где ж еще, как не рядом с постелью (а то и на);
свыклось - в традицию вошло - "член семьи", все дела, теперь уже псина в будке - извращение
-------------------

Возвращаемся к авторскому тексту - он несколько подобных процессов описывает,
как постепенно исчезло пение - за работой ли, в дороге, дотоле повсеместное и обыденное,
потом и застольное практически отмерло, с распространением звуко-носителей.
Рассеялись родственные связи - буквально своими руками поколение автора искоренило родовую, клановую сплоченность, даже бравировало тогда этим - "друзья дороже, мы их сами выбираем!"
потом оказалось, что это редко крепко и надолго, но безвозвратно общество атомизировалось.

(Еще в сторону - как же заметна разница "русских" и горских диаспор!
Те до сих пор, вот точно как у автора рассказывается - связи поддерживают бесконечными встречами на массовых мероприятиях - именинах-свадьбах-помолвках-и проч., помнят родство до фиг знает какого колена, встретившись начинают выяснять кто-кому кто через кого, чаще всего находят;
грызня - да скок угодно, редкая свадьба без мордобоя, но против чужих - ток кто задень, встанут за своего как один . Впечатляет на фоне "бывших наших", где все по одному, как изюм в булке, "русских" вроде на каждом шагу, а ни сплотиться, ни общие интересы сообразить; поддержали чтоб ? - да нивжисть, скорей еще притопят; а в здешнем насквозь клановом обществе это ппц)

Дальше по тексту - как менялись моды, т.е как вообще пробивалось то, что впоследствии стало модой.
Платочки-косыночки еще и в сороковых были обязательны, как в патриархальной Руси, с распущенными волосами - распущенная. Но стрижки-укладки утвердились как-то быстро и безпротестно, распущенные волосы - нельзя, а стрижка - вроде как и ничего. Косыночка ушла в небытие безболезненно, а вот с одежками - новое пробивало себе дорогу с болью и кровью, сквозь осуждение и противодействие общественности - "стиляги-дудочки" наверно вспомните? Не-а. рубашка в клетку почиталась крамолой и вызывала ярость прохожих.
Ну и вот то что мы сейчас ходим не в дозволенном сереньком-в-мелкую-полосочку - заслуга тех "героев быта", отстояли свободу фасонов и расцветок, невзирая на взыскания-остракизм.
Автор гордится своим поколением. Поражается косности даже одногодков, тех, что смельчаков ловили, избивали, рвали наряды.

Очень яркое авторское воспоминание: вот мальчик подрос настолько, что его стали отпускать "в город", т.е разрешили гулять за приделами родного поселка. В поселке все всех знают, чьи где дети знают, там уклад и традиции. А тут - толпа, все друг-другу чужие. И поразило в этот момент юного Никитина осознание анонимности городского жителя - "Вот если я сейчас плюну на пол трамвая - это всё равно ничего - завтра я никого из этих людей не встречу!"

Об этом можно еще подумать, но не сейчас.

О нравах в Союзе писателей. Грызня, погоня за льготами. Ну кто б сомневался, но любопытно, подробности.
Вобщем до половины - зачитаться: легкий, остроумный текст, автор и себя не жалеет, не приукрашивает, что было то и было;
немного вскользь о пролетарском периоде в своей жизни - работа в литейке, на заводе,
только примечание, что рабочий класс тогда дескать почитали, всеми благами привечали, а инженеры пороги оббивали на работу пристроиться; конторских гоняли, в грош не ставили.
Ну-ну, повезло харьковсому заводу.

О работе в геологах вскользь тоже, но занимательно, не ходульно, не романтизировано, с незнакомыми деталями.

Отрывочек для примера:
"При свете лучины рассказывают обычно о ведьмах, домовых, вылезающих из могил мертвецах, упырях, вурдалаках, песиглавцах и чугастырях. Дед иногда рассказывал, что сейчас наступил совсем-совсем другой мир, что сейчас жить очень хорошо, что сейчас нравы иные, а вот раньше…
И бабушка вступала в разговор, вспоминали детство, когда не было таких лет, даже дней, чтобы в их селах вдоволь ели. В семьях рождалось по пятнадцать-двадцать детей, выживали от силы пятеро, да и те редко дотягивали до возраста, когда начинают плодиться.
На стариков дети всегда смотрели как на обузу, постоянно спрашивали, когда же умрут, освободят место в тесной хате. А зимой самых старых сажали на санки, отвозили в лес и там оставляли. Так было принято.
– Но они же… замерзнут! – вскрикивал я.
– Да, – отвечал дед. – Конечно, замерзнут.
– Но разве так можно?
– Замерзнуть – легкая смерть, – объяснил он. – Становится тепло-тепло, так и засыпаешь… Люди замерзают с улыбкой.
А бабушка поясняла:
– Когда хлеб заканчивается, а до нового урожая еще далеко, то либо всей семье умереть от голода, либо кому-то.
– А если есть понемногу? – спрашивал я шепотом.
– Все и так ели понемногу, – говорила бабушка с застарелой грустью. – Весной люди в деревнях – кожа да кости. Выходят и шатаются. Первую травку грызут окровавленными деснами, зубы-то от бескормицы выпадают… Так что, когда хлеб кончается, приходится выбирать, кому умереть: старикам или детям.
Я спрашивал, задерживая дыхание:
– А старики… соглашались?
– Они все понимали, – ответил за бабушку дед. – Сами просили отвезти себя в лес пораньше, чтобы хлеба осталось больше. Я же говорю, сейчас совсем-совсем другой мир! Стариков перестали отвозить в лес на смерть… это же, это же никогда такого не было! Всегда отвозили. А теперь вот не отвозят. Вообще.
– Хлеба хватает, – вставила бабушка.
– Хлеба хватает, – согласился дедушка. – Да и вообще… Сейчас, даже если не хватит, даже не знаю, вспомнят ли, что так надо. Испокон веков так делали, а сейчас вот перестали. Меняется мир, меняется… Такого еще не было. Все века стариков отвозили в лес, а сейчас перестали…
– Перестали, – подхватывала бабушка, как эхо, – перестали! Это же надо, перестали…"

В отдельную тему отнесу материал по поводу книги "Золотая шпага ракетчика Засядько" - http://severia.informe.com/forum/forum-f60/topic-t212.html
-----


Терь самое время процитировать аннотацию. Щас скажу почему в середине.

"Едва ли не самый брехливый и в то же самое время скучный жанр – мемуары. Автор старательно кривляется, описывая жизнь, которую хотел бы прожить, но читающим все равно скучно. Ну да это ж козе ясно: всякий старый пердун, как только в маразм впадает, сразу же начинает рассказывать, какие они все были белые и пушистые и какая сейчас молодежь ни к черту. Вообще, завидев на титульной странице слово «мемуары», стараются не брать в руки.
... что может сказать Никитин? В Кеннеди стрелял вроде не он, во всяком случае, не признается, порочащие связи с Моникой тоже отрицает, что совсем уж неинтересно."

Прикольно , ок, дальше -

" Я застал краешек эпохи, которая отличалась от нынешней настолько, что не поверите просто – насколько. Но это было – читайте. А дед мой застал еще более дивные времена, о тех и пересказать страшно – не поверите вовсе. И когда мой дед, тогда еще молодой, с другими мужиками и бабами забивали кольями колдунов, наводивших порчу на скот, насылали град на поля, превращались в черных котов и увечили коров, а утром как ни в чем не бывало приходили в гости – то это еще только цветочки! И ведьм топили. И каждую весну ребенка закапывали на меже, чтобы урожай был… И стариков увозили на саночках в зимний лес и оставляли там, чтобы освободиться от лишних ртов. Ладно, молчу-молчу. Но смешно, когда говорят, что в эпоху князя Владимира на Руси ну не было никаких человеческих жертвоприношений, тишь да благодать патриархальная!"

Надо ж как!
Привлекает.

"Впрочем, дело не в прошлом, я как раз о будущем. Оно тоже не будет таким, как его представляли в XVII веке или видят в нынешнем 2004 году. Оно будет таким удивительным и… неприятным, что редкий из ныне живущих принял бы. Как, скажем, не принял бы великий Пушкин нынешнюю эпоху, где отняли имение и дворянство, а чернь, которую так презирал и порол для забавы, уравнялась с ним в правах."

Интересно, необычный подход, все авторы воспевают будущее,
- а действительно, так ли уж бы неандерталец почел за рай быть днями привязану к станку, а "отдыхать" толпясь на горячем песке? - че-т сомнительно, как некогда нам в "частном секторе" прогресс к раю в хрущебах особым счастьем не представлялся.

"Я прекрасно понимаю, что большинству из вас я абсолютно неинтересен:-))."

Типа - остановись, не читай дальше - расхожий кокетливый журналистский завлекон, еще сов. времен Ну ладн, мало ль.

"Вот перед вами мемуары Никитина, которые, надеюсь, отличаются от большинства мемуаров. Почему так? В первую очередь потому, что умею смотреть не так, как абсолютное большинство, а смотрю, как НАДО. И как правильно. Если осилите эту книгу, на многие вещи отныне сами сможете и будете смотреть иначе. И оценивать по другой шкале."

Заявочка однако !
Некоторых комментаторов к библиотечному анонсу смутило, обратило в скепсис.

Но пошли первые страницы, и за ностальгией это "Не прохвалишь - не продашь" забылось.

А вот с середины вспомнилось, диссонанс с начальными главами стал проявлять от страницы к странице разительный, как будто другой рукой писалось.
Желчный брюзжащий старик.
Рассказ о начале перестройки: мне не нравится все - оценки, характеристики, отношение к разным явлениям.. и ообенно интонации.
Похвальба и еще похвальба и еще: талантливый-замечательный-неподражаемый автор и раздражение в адрес конкурентов. Безмозглых недоумков, писать не умеют, одними происками промышляют.
Покоробило несколько раз проскользнувшее презрительное насчет "тупых пролетариев",
хе, а я быстро читаю, не далее часа назад мне описывали благородность труда "своими руками, себя не жалеть" и благородство трудящихся, хм.
Из главы в главу воспоминания о не разу не использованых льготах члена и лауреата,
с очередным уверением навязчивость становится отталкивающей.
А потом - таки : нет-нет да и театральные билеты из льготной кассы упомянет, то сына от зверств армейской части отмазал - напряг весь СП. А так, нет, совсем не пользовался )

Ну ладно, слаб человек, не в том спотык - но и стиль под конец - ну никуда: повторения, длинноты, дрязги - доругивается из книги с неведомыми противниками-критиками, оппонентами по какому-то форуму.. , к детям своим маловнятные имущественные претензии .

Пусть даже он и прав в этих упреках, но вот чего не люблю, когда в повествовании на широкую публику - ну вроде ж как для вечности - какие-то, только посвященным понятные отношения выясняют.
Прямо тки неуважение к читателю - типа не для вас и писалось, кому надо мне, тот поймет.

Так вот, начали за здравие, кончили за упокой.

А что ж там со столь многообещающим посылом из предисловия, что как прочитаем, так нам глаза откроются, что аж полопаются наши мировоззрения, дотоле не проникнутые лучом неординарного взгляда?

Ну что тут сказать - из запомнившегося: кроме стократно обруганного автором СП с его льготами-премиями, что еще поперек обычных установок? Битлов приложил - "писклявые", ну молодец, смело, по нынешним временам, ваще %) Ага, эт ж чуть не классика.
Но от моего мировоззрения как-то вскользь, - я не тащусь так и так.
Стругацких представил дутыми дессидентами, обласканными властями,
у которых дессидентство только читателям, априори на это настроенным, мерещилось между строк.
Нн, тож необычненько
фильмы по Стругачам мне нравятся, книжки меньше, но чтоб уже такой переворот мышления..

"Гагарин - первый космонавт? Да он не притрагивался ни к чему, в роли Белки и Стрелки летал!"
Ну это че-т вовсе не туда, гордилась страна, как общим достижением, первым космонавтом, при чем тут кто чем управлял.
А собсно и все, все открытия.

Похоже как будто первая часть из давнишних заметок, дневниковых записей сложена,
практически другим человеком писана, со свежим взглядом, веселым живым слогом, за нее и спасибо автору!
А вторая - ну по инерции и ее дочитала, - между сварливым брюзжанием, заносчивыми и смешными экскурсами в описание нынешнего благосостояния и элитного обустройства квартиры, элитной собаки, эксклюзивной элетроники, экзотических продуктов
(со славословиями эпохе, когда сотня сортов сыра и тропические фрукты зимой общедоступны. - давненько видать метр на свою родную провинциальную окраину не выбирался ) - кое-где и на последних страницах нет-нет да и мелькнет _мысль_ :

Про интернет.
"Из Интернета уходят писатели. Я имею в виду, ведущие писатели покидают форумы. Прошла первая волна, когда каждый обзаводился сайтом, где, кроме новостной странички и библиотечки, обязательно присутствовал форум, а то и чат. Можно было общаться с читателями, не прибегая к достаточно редким встречам. Ибо, как бы часто их ни проводили, все равно форум по оперативности не обойти: там общение постоянное, непрерывное.
Но вскоре минусы такого общения начали не просто сказываться, но и перевесили плюсы. Поясню на своем примере, хотя у меня один из старейших сайтов вообще, и я пока что не ушел, пока что в Сети, и, более того, под своим именем. Но это пока что…
Я уже говорил в одной из книг… или это было в Корчме?.. что в старое доброе время профессора общались в основном с профессорами, если не считать общением разговор с извозчиком, музыканты с музыкантами, а грузчики с грузчиками. При таком скудном общении, понятно, есть и минусы, но возьмите другую крайность: общение в Интернете. Понятно же, что здесь, как и в жизни, та же пропорция: на одного умного – сто тысяч идиотов. Ну, ладно, это грубо, убедили, но пусть будет «людей, нестандартно мыслящих». И когда известный человек появляется на форуме, все эти «умные по-своему» считают своим долгом с ним поспорить. Изрекая что-нибудь… ну, вы знаете, что изрекают, видели, читали их перлы. А там вообще перл на перле, мудрость так и прет. Все спешат поспорить, поучить, отечески указать на ошибки, похлопать по плечу, ткнуть носом в ляпы, снова поучить, как надо… ну, вы знаете, как извозчики учили Менделеева делать опыты в химии.
И вот то один из слонов уходит со всех форумов, то другой, третий вообще закрывает на своем сайте даже гестбук… фамилий не называю, сами знаете, и к этим вскоре присоединяются и другие, как только достигают определенного уровня профессорства. Это пока сами щенки, которым погрызть бы кого, такое общение на сайтах – самое то.
А жаль…
Но с другой стороны – ничего не сделать. Каждый щенок уверен, что он – самый умный и уже все знающий, именно он может спорить на равных с любым академиком, политиком, писателем, философом, ученым, а те должны выслушивать весь его бред и обязательно отвечать подробно и аргументированно."

(Ну не без того. Форум эсперантистов напомнило.
Был большой провал, в самые темные девяностые, никому вовсе не до того. А в новом тысячелетии стали молодые появляться.
Да, нахальные и бесцеремонные, уверенные что никого и ничего до них не было, да и не могло быть - фи, ну что там у тех стариканов может быть интересного, чего там слушать, вот мы!
Наверное естественный процесс.
Этологическое какое-то поди даже пояснение можно найти.)

А в остальном.. старость не радость, в этом смысле и окончание книжки поучительно.
Какие мы будем, удастся ли удержаться, не сползти?
Если кажется , уверен, что наоборот, поднимаешься?
Нет гарантии в ясности мышления, никто не гарантирован.

Из любопытства заглянула даже на форумы автора - забавно, есть даже форумы посвященные отдельным романам а говорил пиарствовать гнушается

Читатель цитирует повторяющееся в разных книгах практически слово в слово -
"Звонок, открыл дверь, она вошла горячая, как разогнанный проц без кулера, безукоризненное лицо без следов косметики, только умелая татуашь, сунула мне папку." и тп
выражает некоторое сомнение, что обилие смело-откровенных сцен оправдано в жанре героического фэнтази.

На что получает ответ адептов и самого автора:

"все книги Никитина начинают обретать смысл между строк. Если уважаемые критики не видят этого, значит они и есть те Васи Пупкины, что только и думают о "сиськах-письках"... Плебс...!"

"Он чувствует развитие общества и манипулирует им своими книгами. этим самым он фильтрует дураков которые ведутся на все сразу или людей которые резко отрицают все его мысли, от понимающих смысл его творчества."

"Теперь все Россию берутся спасать, даже жиды и арабы. Только еще аборигены Австралии что-то молчат.
Да еще хохлы, как услышали "Бей жидов, спасай Россию!", сказали, что лозунг добрый, только цель поганая..."
Юрий Никитин

А все-таки, кому понастальгировать - не сомневайтесь - первые главы восхитительны

ЗЫ
Еще зацепила внимание фраза - "Никто не знает, что такое электрический ток"
Ну Никитин честно признался, что у него восемь классов образования, с регулярным оставлением на второй год. Но заявление что-т больно расхожим становится.
Хе, ток недавно на каком-то форуме предлагала сомневающемуся попробовать начать с Перышкина.
Но и это для отдельной темы эпизод
http://severia.informe.com/forum/forum-f80/topic-t209.html

Задумалась откуда было прежнее отвращение к мемуарам, предубеждение,
что и в руки брать не хотелось. Ведь истории из детства писателей всегда нравились,
хотя тоже ведь воспоминания.

Последнее время везло на удачные тексты,
с самым разным содержанием и авторством, при различной ценности сообщаемого,
но пишут складно - и интеллектуал-международник Овчинников; и пилот Ершов, вроде бы технарь-технарем; и судмедэксперт Ломачинский; (даже безликие как леденцы сериальные детективы карманных изданий и те глотаются как эменденс) что-то в душу западет, что-то проскочит на вылет, но излагают бойко, легким слогом, текст на зубах не вязнет и глаз за несуразицы не цепляется.
Уж было решила, что это общекультурный навык такой выработался в грамотном обществе,
все так теперь и сочиняют - и певец-кулинар, и ветеран-режиссер.

И, чуть в сторону, даже закралось сомнение: так ли уж всенепременно правило драматизации в прозе, нагнетании страстей, чтоб читатель интриговался-не отрывался, - вон у Ершова, вроде и никаких сюжетных завязок-кульминаций особенных, в начале чуть об учебе летному делу, а потом аж несколько томов о перепитиях в гражданских рейсах - как взлетели-сели. А ведь держит, интересно! - потому что там еще и мысль авторская - вообще о жизни, о судьбах родной ему авиаотрасли в новых условиях, об отношении к происходящему, все честно, рассудительно - есть у человека что сказать людям, он и говорит, безыскусным обыденным языком (а меня даже греют эти его "какже ж" "вот же ж", тоже так говорим) .

И тут присмотрела новое, - "Мальчики с бантиками" - аннотация многообещающая
- "О военном детстве писателя, учебе в школе юнг на Соловках"
Одно название уже целая эпопея. Конечно открываю!
http://militera.lib.ru/prose/russian/pikul9/index.html

В.Пикуль. Похоже тот самый, которого историки ругают за недоисторичность,
а барышни ценят за подробное жизнеписание роскошных дворцовых реалий.
О как!, подумалось, - он еще и юнгой был, ну тем более любопытно.

Из первой главы постепенно выяснилось, что в данном случае Пикуль выступал литзаписчиком,
а воспоминания надиктовал бывший юнга Огурцов, реальный ветеран ВОВ.

Пишет Пикуль ужасно. Не смотря на всю неординарность жизненного опыта рассказчика, текст отвратительный.
Стилистические ошибки, которые уже и школьникам в сочинениях не пропускают.
Типа если "Гавань была заполнена самыми разными судами и суденышками: баркасами -пам-пам.. (перечисление)" то не применет усилить "Во как много!"
И это авторский текст, а не прямая речь, стилизованная под мальчишескую.
В диалогах герои общаются медийными штампами тогдашними , а то и более позднего образца.
Ходульно все, плакатно.
Ну только "..настало лето, спасибо партии за это" осталось добавить.
Отношения между пацанами, разношерстой оравой - "домашние" мальчики вперемежку с бывшими беспризорниками-детдомовцами-блокадниками-партизанами - ну просто сусально неправдоподобные.

И - ни единой мысли на весь текст, ни оценки, ни попытки задуматься, как-то обозначить свое отношение к происходящему - ни одной фразой не заикнулся.

По ходу повествование регулярно перебивается описаниями обстановки бесед автора с "юнгой Огурцовым", собственно Пикуль и раскрутил ветерана на мемуары, тот сперва не горел.
Видно что дед - кремень, слова лишнего не вытянешь, просто скрывает свое истинное отношение, жизнью приучен лишнего не брякнуть.
Но так ведь не интересно! Сама жизненная канва, еще не повод читать чью-то биографию! Ну был, учился, плавал, ну и что - без личного осмысления, это расширенная анкета для отдела кадров и только.
Ну вот например. Истощенный, едва душа в теле мальчишка-блокадник, только что трагически потерявший мать, добирается в Школу Юнг; судно подходит к Соловкам - и тут врезка с пышным славословием красотам северных пейзажей - настолько не в тему, что уж натурально бы лучше сноской-врезкой оформили;
в штампах совковой пафосности перечисляются "колдовские озера" - красивые всм, "колдовское" еще что-то, дальше в упоении перечислены плоды "труда сметливых русских людей" на протяжении исторического периода чуть ли не от Ига, и там тебе парники с арбузами и заводы-мельницы, и монастырь само-собой, и чего тольк нет, да прочное все, зашибись, английский флот мол было, поосаждал да так и свалил, разбомбить стены не смог. Ну ладно, раз такие дела, восторгаемся.

И привозят значит мальчишек-доходяг, недокормышей, которым флотские штаны хоть под горлом застегивай - привозят и выгружают в лесу. Ну не совсем в лесу, набиваются они как тюльки в банку, ночевать в корпус оставшийся от бывшего лагеря СЛОН.
(Вскользь юнгам поясняют что тут была тюрьма для отъявленных, ну ладно, это не коробит, что б тогда им еще сказали).
А "столовая" - котел на улице и ни учебных корпусов ни какой школы и в помине нет: тачку в зубы и марш - котлованы копать.
И "в едином, безтрепетном порыве энтузиазма, все как один" это все ручонками своими и строят,
массовое воодушевление оттеняется одним или двумя негодниками, которые несколько недовольны сложившимися об-вами.
Но рассказчик-то это все сообщает в зрелом пенсионном возрасте - и ни гу-гу как он теперь-то считает, насколько это все стыкуется - где ж те знаменитые соловецкие кузницы-оружейни-оранжереи? Почему мальчишек в лес забросили? Ну хоть с какой-то стороны бы пояснил. Не-а.
А зачем тогда повесть? Нарисовали бы статью в Вики, вот мол, достойный ветеран, похлопаем, ребята.

И это повествование предлагается на платной библиотеке - купить.
За него бы впору доплачивать решившимся ознакомиться.
Нашла свободно, на Милитере. Тоже достойный ресурс. Только в подборках дофига откровенного хлама.
Приходится комбинировать, - каталоги на ныне платном фикшнбуке отменные,
а уж тексты смотреть еще где-нибудь.

"Я живу для того, чтобы все, кто работал и работает в КГБ (ФСБ), все, кто был членом КПСС и стал членом РКП или КПРФ, не знали покоя."
Валерия Новодворская.

Матерый человечище!

Жизнь посвященная мести.

Куда там Дантесу Монте-кристо, тот тихушничал по-мелочи, а тут - маштаб!

Обобщенный на всю страну. Всю систему долой, всем ее винтикам и колесикам чтоб поделом: не только тем, кто непосредственно сдирал кожу, избивал, устраивал медикаментозные пытки - ха, мелочится, ловить по одному.
Правильно, и руководство причем - создало условия. А за конкретным руководством не было должного надзора - значит и этих сюда, и тех кто над этими - КПСС и Советы в полном составе подлежат воздаянию.

Случалось прежде разрозненные ее выступления слышать - то пусть Россия останется в пределах Владимиро-Суздальской Руси, то приветствия чеченским боевикам. Ну, думалось - известное дело, для публичных персонажей - эпатаж любой ценой.

А вот оказалось нет, не болтовня ради быть замеченой, тут другое -
одна но пламенная страсть, вся жизнь положена на осуществление единственной цели.
Уничтожить все что имело отношение. Даже если при этом придется уничтожить страну.

"Кто видел смерть врага еще при этой жизни.."
Вот и впрямь "наш рулевой" и советы почили в бозе, - вроде бы намстилась всласть?.
Нет. Все ж таки умная голова, не отнять! - с горечью проговаривается, что использовали их, пламенных революционеров, безоглядных правозащитников, самоотверженных самиздателей - использовали для демонстрации наличия "движений протеста", те кто потом и снесли СССР, сами же партийные бонзы, которым надоело прятаться, скромничать, изображать госслужащих при "народной собственности".

Где сидели там и сидят, аппаратчики, те, прежние судьи, прислужники карательной медицины. Значит борьба не закончена. Но пуще того - теперь еще и не признана. То ли дело прежде - экстремистам-антисоветчикам аплодировал запад. А теперь - глухо. Союзники один за другим покинули ряды мстителей - респектабельные дессиденты давно встроились в систему, подвизаются аналитиками; правозащитники стали известными публикаторами. Запад пожимает плечами - все развалено, а что еще надо?

И через всю книжку - как постепенно зрело разочарование в народе, сперва досада, обида - что допустили такую систему, власти, где возможны и применяются зверские пытки, почему не выдут миллионной массой, не возмутятся?!
Потом и пуще негодование, как же так, мы для них жилы рвем, за свободу-демократию жизнь положили, а они - не только не вопят от восторга, вообще не хотят, свободы не хотят! назад рвутся, в клетку!
Вобщм нафиг их тогда, долой такой народ, да здравствует Чечня, Чубайс, Гайдар и пусть их, так им всем и надо!

"НЕ ОТДАДИМ НАШЕ ПРАВО НАЛЕВО!
..человек далеко не универсален и с что права - не ваучер, их нельзя раздавать всем поголовно....
..Я всегда знала, что приличные люди должны иметь права, а неприличные- не должны. Право - понятие элитарное.
...Бывают такие задушевные минуты у избирателей, когда хочется отрастить хвост и влезть обратно на дерево. Имеют они на это право? Боюсь, что нет.

...Есть "наши" - и есть "не наши". И каждый по части прав человека стоит за своих. Большего и требовать нельзя.
Невзоров для меня чужой. Так что пусть, в случае чего, не взыщет. После того, как Приднестровье, над участью которого мы пролили столько горьких слез, отвоевав свою законную территорию, оставило на ней коммунистическую символику и стало развлекаться политическими процессами (дело И.Илашку), мне стало глубоко безразлично, что сделает Молдова с этой частью своей территории, советской до последнего садика. Если Румынии нужно такое приданое, пусть забирает. Я бы завернула в бумажку.
...Например, меня совершенно не волнует, сколько ракет выпустит демократическая Америка по недемократическому Ираку. По мне, чем больше, тем лучше. Так же, как меня совершенно не ужасает неприятность, приключившаяся с Хиросимой и Нагасаки. Зато смотрите, какая из Японии получилась конфетка.

..В следующий раз мне будет все равно, сколько снарядов придется в Бендерах на 1 кв. км. Для коммунистов нет самоопределения.
Вот свобода Чечни меня волнует. Чечня - это красиво, это смело, это благородно. Здесь независимость завоевана, как олимпийская награда. А Татарстану на что? И главное, за что? За поддержку ГКЧП? Когда я слышу о выходе Якутии из состава России или о суверенитете Тувы, меня разбирает дикий смех. Для меня это не вопрос права, а вопрос заслуг и достоинств. Чем эти ребята прославились? Чем пожертвовали? Какими великими деяниями могут похвалиться?

(Из предыдущей книги понятно чем Звиад и Дудаев "заслужили" - знакомством с прежним диссидентским движением вообще и лично с В.Н в частности)

..Почему это в Америке индейцы не заявляют о своем суверенитете? Видно, в свое время белые поселенцы над ними хорошо поработали. А мы, наверное, в XVII-XVIII вв. что-то со своими "ныне дикими тунгусами" не доделали.

..Гражданские права существуют для людей просвещенных, сытых, благовоспитанных и уравновешенных.
..дело здесь не в физиологии, а в силе духа, в моральном уровне. Жалкие, несостоятельные в духовном плане, трусливые спят у параши и никаких прав не имеют. Если таким давать права, понизится общий уровень человечества. Так что апартеид - это правда, а какие-то всеобщие права человека - ложь. Русские в Эстонии и Латвии доказали своим нытьем, своей лингвистической бездарностью, своей тягой назад в СССР, своим пристрастием к красным флагам, что их нельзя с правами пускать в европейскую цивилизацию. Их положили у параши и правильно сделали. А когда Нарва требует себе автономии, для меня это равносильно требованию лагерных "петухов" дать им самоуправление.

..Я лично правами человека накушалась досыта. Некогда и мы, и ЦРУ, и США использовали эту идею как таран для уничтожения коммунистического режима и развала СССР. Эта идея отслужила свое и хватит врать про права человека и про правозащитников.

-------------------

Читать одно удовольствие, настолько искренне, прямо выложены убеждения врага.
Никаких тебе лицемерных уверток традиционных политиков "я хочу блага, вот меня не понимают что это я делаю во благо", нет, решительно и непрекрыто -

" Коммунизм лечится как рак. Хирургически, лучевой терапией, химиотерапией. А поскольку, в отличие от рака, этот недуг не приобретаешь без злой воли, анестезия не обязательна. "

Просто апофеоз непреклонного мстителя.
- Там, по предыдущему содержанию понятно, что коммунизм - это не партия как организация, не только совокупность ее бывших формальных членов, а все, кто может спокойно спать и есть пока бывшие ходят по земле, а не пригвождены к стене позора, поименно не подвергнуты остракизму - всем кому это не мешает вести свою "никчемную обывательскую жизнь", "баранам", "быдлу" , всем им лучевая дезинсекция - самая подходящая мера.

Вообще-т дама с юмором, пишет весело, "бодливой корове бог рогов не дал" несколько раз вспоминает.
Из под черного юмора боль просвечивает: - Вам без анестезии зубы не долбили! - а вы молчали и молчите!

---------------------------------

Понять можно. Для озлобления причины есть и более чем.
Целеустремленная, как баллистический снаряд, жизнь по-своему вызывает уважение.
Конструктивно ли? А если изуродовали человека в больнице, по халатности и с циничным пренебрежением, измордовали в армии, из года в год хамили в торговле - прав ли будет кто потребует изничтожить всю систему здравоохранения, вооруженные силы и проч? а как же - одни издевались, другие, рядом - не остановили, третьи позволили существовать таким порядкам, никто не обеспокоился нормальной организации работы - ну и туда их всех, в одну топку, за порогом жизни нет, пока "эти" топчут землю?
Вобще-т правильно, я за: "Остановите Землю, я сойду!" И вобщем-то все-равно что с Землей будет, скорее всего и вмешиваться с лучевым возмездием не надо, сами управятся. А лучшая месть - хорошо жить.
Да вот незадача:



разве что - выбрать себе ту самую, "презренную обывательскую нишу" и попробовать хорошо жить в ней?

Г.Данелия . Классические мемуары, о себе, как работалось, с кем случалось встретится. Ничё так. Забавненько, все-таки писать сейчас многие умеют легко-иронично. Без особых откровений-размышлизмов.
Немножко о родственниках.
Про маму: интеллектуалка, не пропускала ни одной книжной новинки, выставки, все дома сама делала, включая починку электроприборов, помошник режиссера на Мосфильме, самый лучший из помошников режиссера, дома остоянно гости - коллеги, застолья, чистота-уют, мы с папой ухожены. И все без спешки, с хорошим настроением.

Супер. Только и подумаешь, ну это ж надо!

Чуть позже эпизод. Бомбежка. "И наша домработница Наташа, спускаясь в бомбоубежище.."

Ха! вот оно как все просто! Ну так я б тоже все успела ))
Что примечательно - человек с детства привык к домработнице , как к мебели, даже не учитывает ее как основной фактор позволяющий женщине пребывать в хорошем настроении после работы обихаживая квартиру, гостей и мужа с дитём.

Много интересных деталей, подробностей, много человек в жизни повидал, со многими встречался.
Запомнился эпизод на одной из первых страниц.
Эшелон, студенты-физики отправляются в эвакуацию. Шкловский, как аспирант у них за старшего. Шум, балаган, молодежь все-таки. Один студент-второкурсник в стороне от всех, со своей полки носа не кажет. Попросил у Шкловского чего-нибудь почитать; ну какой почитать, собирались побыстрому, но тут Шкловский вспоминает, что случайно есть у него с собой книжка по теорфизике, да такая сложная, что прочитал он едва первую страницу и сдался, "ни асилил"; и решил вроде как над новичком приколоться, сунул ему эту монографию.
Тащились долго, до Средней Азии, а тот все лежит и вроде как читает.
А по приезде книжечку вернул.
-Ну и?
- Это очень сложная книга, но очень поучительная.
У Шкловского аж челюсть отвисла, начинающий студент одолел то, что он аспирант, не смог.
Ну а потом, после войны уже, при Шкловском коллеги хвалятся - у одного из профессоров новый аспирант, да такой, что таких свет не видывал, ему Гинзбург в подметки не годится!
Оказалось тот самый, старый знакомец. Андрей Сахаров.

И еще эпизод в конце -
Шкловский уже стар, в больнице, и оказались одновременно с ним в той же больнице Сахаров, тоже в преклонных годах, с супругой,
трогательно так повсюду вместе, не надышаться друг на друга. А зовут супругу - Люси.

Опа на тебе! А Елена когда же?

Ну такой факт как же не проверить, смотрю поиском: Сахаров-биография.

В первых строках натыкаюсь на такое вот:
(вобще-т оно по многим страницам разошлось)

Моего отца свела в могилу Елена Боннэр
Первое интервью сына Академика Сахарова для российской прессы

46-летний Дмитрий по образованию физик, как и его отец.

— Вам нужен сын академика Сахарова? Он живёт в США, в Бостоне. А зовут его Алексей Семенов, — горько пошутил Дмитрий Сахаров, когда мы договаривались о встрече по телефону. — На самом жеделе Алексей — сын Елены Боннэр. Эта женщина стала второй женой Андрея Сахарова после смерти моей матери — Клавдии Алексеевны Вихиревой. Почти 30 лет Алексей Семенов раздавал интервью как «сын академика Сахарова», в его защиту на все лады голосили забугорные радиостанции. А я при живом отце чувствовал себя круглым сиротой и мечтал, чтобы папа проводил со мной хотя бы десятую часть того времени, которое он посвящал отпрыскам моей мачехи.

Злая мачеха

Дмитрий много раз перечитывал книги воспоминаний Андрея Сахарова. Пытался понять, почему так случилось, что любящий отец вдруг отдалился от него и сестер, женившись на Елене Боннэр. Даже подсчитывал, сколько раз Сахаров упоминал в книгах о родных детях и детях второй жены. Сравнение было не в пользу Дмитрия и его старших сестер — Татьяны и Любы Сахаровых. О них академик писал как бы между прочим, а Татьяне и Алексею Семеновым посвятил в мемуарах десятки страниц. И это не удивительно.

— Когда умерла мама, мы некоторое время продолжали жить вместе — папа, я и сестры. Но после женитьбы на Боннэр отец ушел от нас, поселившись в квартире мачехи, — рассказывает Дмитрий. — Таня к тому времени вышла замуж, мне едва исполнилось 15 лет, и родителей мне заменила 23-летняя Люба. С ней вдвоем мы и хозяйничали. В своих воспоминаниях отец пишет, что старшие дочери настраивали меня против него. Это неправда. Просто в дом, где папа жил с Боннэр, меня никто никогда не приглашал. Туда я приходил редко, вконец соскучившись по отцу. А Елена Георгиевна ни на минуту не оставляла нас один на один. Под строгим взором мачехи я не осмеливался говорить о своих мальчишеских проблемах. Было что-то вроде протокола: совместный обед, дежурные вопросы и такие же ответы.

— Сахаров писал, что содержал вас, давая в месяц по 150 рублей
— Это правда, но здесь интересно другое: деньги отец никогда не отдавал в руки мне или сестре. Мы получали почтовые переводы. Скорее всего отправлять деньги почтой ему посоветовала Боннэр. Похоже, она предусмотрела такую форму помощи на случай, если бы я вдруг стал говорить, что отец не помогает мне. Но эти алименты он перестал отсылать, как только мне исполнилось 18 лет. И тут ни к чему не придерешься: все по закону.

Обижаться на отца Дмитрий и не думал

Он понимал, что его отец — выдающийся ученый, гордился им и, повзрослев, старался не придавать значения странностям в их с ним отношениях. Но однажды ему все же стало не ловко за своего знаменитого родителя. Во время горьковской ссылки Сахаров объявил вторую по счету голодовку. Он требовал, чтобы Советское правительство выдало разрешение на выезд за границу невесте сына Боннэр – Лизе.

— В те дни я приехал в Горький, надеясь убедить отца прекратить бессмысленное самоистязание, — рассказывает Дмитрий. — Между прочим, Лизу я застал за обедом! Как сейчас помню, она ела блины с черной икрой. Представьте, как мне стало жаль отца, обидно за него и даже неудобно. Он, академик, известный на весь мир ученый, устраивает шумную акцию, рискует своим здоровьем — и ради чего? Понятно, если бы он таким образом добивался прекращения испытаний ядерного оружия или требовал бы демократических преобразований... Но он всего лишь хотел, чтобы Лизу пустили в Америку к Алексею Семенову. А ведь сын Боннэр мог бы и не драпать за границу, если уж так любил девушку.

У Сахарова сильно болело сердце, и был огромный риск, что его организм не выдержит нервной и физической нагрузки. Позже я пробовал говорить с отцом на эту тему. Он отвечал односложно: так было нужно. Только вот кому? Конечно, Елене Боннэр, это она подзуживала его. Он любил ее безрассудно, как ребенок, и был готов ради нее на все, даже на смерть. Боннэр понимала, насколько сильно ее влияние, и пользовалась этим.

Я же до сих пор считаю, что эти шоу сильно подорвали здоровье отца. Елена Георгиевна прекрасно знала, насколько голодовки губительны для папы, и прекрасно понимала, что подталкивает его к могиле. Голодовка действительно не прошла для Сахарова даром: сразу же после этой акции у академика случился спазм сосудов мозга.

Академик-подкаблучник

Когда дети, зять и невестка Боннэр один за другим упорхнули за бугор, эмигрировать хотел и Дмитрий. Но отец и мачеха в один голос сказали, что не дадут ему разрешения на выезд из Союза.

— Почему вы хотели сбежать из СССР, неужели вашей жизни угрожала опасность?
— Нет. Я, как и Татьяна Семенова с Алексеем, мечтал о сытой жизни на Западе. Но, похоже, мачеха боялась, что я могу стать конкурентом ее сыну и дочери, и — самое главное — опасалась, что откроется правда о настоящих детях Сахарова. Ведь в таком случае ее отпрыскам могло достаться меньше благ от зарубежных правозащитных организаций. А отец слепо шел у жены на поводу.

Лишенный отцовских денег, Дима зарабатывал на жизнь сам. Еще студентом, он женился, и у него родился сын Николай. Молодой семье приходилось нередко голодать, но отнюдь не по политическим мотивам, как академику: стипендии не хватало даже на еду. Как-то, отчаявшись, Дмитрий в очередной раз занял у соседки 25 рублей. На трешку купил еды, а за 22 целковых приобрел электрическое точило и принялся обходить квартиры граждан, предлагая наточить ножи, ножницы и мясорубки.

— Обращаться к отцу за помощью не хотелось,- говорит Дмитрий. — Да и наверняка он отказал бы мне. Не пошел я к нему с просьбой о поддержке и позже, когда сломал ногу. Выкручивался, как мог, не дали пропасть друзья.

Дмитрий и его сестры постепенно привыкли свои беды и проблемы решать самостоятельно. Даже в святые для их семьи дни — годовщины смерти матери, — они обходились без отца.

— Я подозреваю, что отец, ни разу не навещал могилу нашей мамы с тех пор, как женился на Елене Георгиевне. Понять этого я не мог. Ведь, как мне казалось, папа очень любил маму при ее жизни. Что с ним случилось, когда он стал жить с Боннэр, не знаю. Он словно покрылся панцирем. Когда у Любы при родах умер первый ребенок, отец даже не нашел времени к ней приехать и выразил соболезнование по телефону. Подозреваю, что Боннэр ревниво относилась к его прежней жизни, и он не хотел ее расстраивать.

Оплеухи по лысине

Во время горьковской ссылки в 1982 году в гости к Андрею Сахарову приехал тогда еще молодой художник Сергей Бочаров. Он мечтал написать портрет опального ученого и правозащитника. Работал часа четыре. Чтобы скоротать время, разговаривали. Беседу поддерживала и Елена Георгиевна. Конечно, не обошлось без обсуждения слабых сторон советской действительности.

— Сахаров не все видел в черных красках, — признался Бочаров в интервью «Экспресс газете».
— Андрей Дмитриевич иногда даже похваливал правительство СССР за некоторые успехи. Теперь уже не помню, за что именно. Но за каждую такую реплику он тут же получал оплеуху по лысине от жены. Пока я писал этюд, Сахарову досталось не меньше семи раз. При этом мировой светило безропотно сносил затрещины, и было видно, что он к ним привык.

Тогда художника осенило: писать надо не Сахарова, а Боннэр, потому что именно она управляет ученым. Бочаров принялся рисовать ее портрет черной краской прямо поверх изображения академика. Боннэр полюбопытствовала, как идут дела у художника, и глянула на портрет. А увидев себя, пришла в ярость и кинулась размазывать рукой масляные краски.

— Я сказал Боннэр, что рисовать «пенька», который повторяет мысли злобной жены, да еще терпит побои от нее, я не хочу, — вспоминает Сергей Бочаров. — И Боннэр тут же выгнала меня на улицу.

А на прошлой неделе в Нью-Йор ке проходила выставка картин Бочарова. Художник привез в США и тот самый незаконченный этюд Сахарова 20-летней давности.

— Я специально пригласил на выставку Елену Георгиевну. Но, види мо, ей доложили о моем сюрпризе, и она не пришла смотреть картины, сославшись на болезнь, — говорит Бочаров.

Украденное наследство

О трепетном отношении к деньгам Елены Боннэр ходят легенды. Об одном таком случае Дмитрию рассказали люди, близко знающие вдову Сахарова. У Елены Георгиевны есть внук Матвей. Это сын ее старшей дочери. Любящая бабушка повергла в шок всю семью, когда подарила Моте на свадьбу чайный сервиз. Накануне она нашла его на одной из бостонских помоек. Чашки и блюдца, правда, были без царапин, ведь странные американцы иногда выбрасывают не только старые вещи, но и те, которые просто разонравились.

Расчетливость Боннэр ярко проявилась, и когда пришла пора раздавать наследство ее умершего мужа.

— Завещание составлялось при активном участии мачехи, — рассказывает Дмитрий. — Поэтому неудивительно, что право распоряжаться литературным наследством отца досталось Боннэр, а в случае ее смерти — ее дочери Татьяне. Мне и моим сестрам отошла часть дачи в Жуковке. Не буду называть денежные суммы, но доля детей мачехи была больше. Елена Георгиевна сама продала дачу и выдала нам наличные.

Но самым виртуозным образом она поступила с деньгами Березовского! Два года назад музей Сахарова в Москве был на грани закрытия — не было средств на его содержание и зарплату сотрудникам. Тогда олигарх подбросил с барского плеча три миллиона долларов. Боннэр тут же распорядилась направить эти деньги на счет Фонда Сахарова в США, а не в России! Причем эта зарубежная организация активно занимается не столько благотворительностью, сколько коммерцией. Теперь миллионы крутятся на счетах в США, а музей отца по— прежнему влачит жалкое существование, — уверяет Дмитрий.

— Чем занимается Фонд Сахарова в Бостоне, для меня большая загадка. Изредка он напоминает о себе выступлениями в западной прессе, проводятся какие-то вялые акции. Фондом занимается сама Боннэр.

В Бостоне живет и старшая сестра Дмитрия — Татьяна Сахарова, — Верная. Она несколько лет назад уехала туда вслед за дочерью, вышедшей замуж за американца. К деятельности Фонда Сахарова в США Татьяна не имеет никакого отношения. И, как она призналась нам по телефону, ей тоже неизвестно, чем занимается американский фонд имени ее отца. А не так давно в Бостоне открылся еще один Архив Сахарова. Возглавила его Татьяна Семенова. Зачем понадобился близнец, непонятно, ведь организация точно с таким же названием уже давно успешно работает в России. Недавно стало известно, что правительство США отвалило этой непонятной американской структуре полтора миллиона долларов. То есть детям и внукам Боннэр теперь с лихвой хватит денег на богатые квартиры, особняки и лимузины.

Вместо послесловия

Дмитрий живет в центре Москвы в добротной «сталинке». Профессиональным физиком он так и не стал. По его словам, сейчас он занимается «небольшим частным бизнесом». С Еленой Боннэр после смерти отца ни разу не разговаривал. Во время редких наездов в Россию вдова не пытается с ним связаться. В позапрошлом году Дмитрия пригласили на празднование 80-летия Андрея Сахарова в бывший Арзамас-16 (сейчас это город Серов). Коллеги отца не позвали на торжества Боннэр.

— Сотрудники Андрея Сахарова по «ящику» не любят вспоминать о Елене Георгиевне, — говорит Дмитрий. — Они считают, что если бы не она, то, возможно, Сахаров мог бы вернуться в науку.

Во время нашей беседы я, наверное, не очень-то прилично озиралась по сторонам, стараясь отыскать на стенах, в шкафах, на полках хотя бы одну маленькую фотокарточку «отца» водородной бомбы. Но нашла на книжной полке лишь единственный снимок из семейного архива — старик держит на руках маленького мальчика.

— Этот мальчик я. А старик — отец моей матери, Клавдии Вихиревой, — объясняет Дмитрий. — Этот снимок мне дорог
— Есть ли в вашем доме хотя бы один портрет Андрея Сахарова?
— Иконы нет, — усмехнулся сын академика. Может, поэтому Полина, 6-летняя дочь Дмитрия, даже не вспомнила, как зовут ее деда. А уж чем он занимался, не знает и подавно.

Записала Ольга Ходаева

Кстати: в Москве до сих пор нет памятника Андрею Сахарову, хотя столичное правительство еще 10 лет назад предложило установить его на Тверском бульваре. Но по каким-то своим, непонятным славянскому разуму соображениям Елена Боннэр всегда выступает категорически против

Источник

Дела семейные, но что у них с мачехой не сложилось, очевидно . Хотя и досаду видно - денюжку недодали, но этого сплошь и рядом по разным семьям, чужое горе - темный лес.

Но уже все-таки и про Елену любопытно, что другие-то говорят, коллеги-сотрудники
фигура-то Сахаров публичная, должно быть много воспоминаний - вот был-был выдающийся физик, и вдруг все бросил, подался в диссиденты. А уж не тогда ли подался, как с новой женой повстречался?

Рою дальше.

А, вот про Люсю, в воспоминаниях самого Сахарова, оказывается это Елена и есть, домашнее прозвище такое, пошло от подпольной клички, с ней она зекам-политическим посылки отправляла, называясь им всем дочкой, Люсей. С этим понятно.

Относительно кто на кого повлиял.
Шкловский вспоминает, что Сахарав был крепок характером, сам Сахаров в мемуарах даже комментирует - вот, говорят, что я под влиянием занялся, но я совратился гораздо раньше..
Ну, да по воспоминаниям коллег, совесть у человека была, случалось письма в защиту-поддержку подписывал, случалось гнусные наветы подписать отказывался, но мимоходом, без отрыва от основной деятельности.

А Боннер была профессиональной правозащитницей всю сознательную жизнь. Специализировалась на праве желающих свалить за рубеж, и пострадавших за таковые поползновения.

Вячеслав Рыбаков вспоминает беседу между Боннер и женой Солженицына:

"[Она - Солженицына] сказала: как я могу… придавать большое значение проблеме эмиграции, когда… в стране так много гораздо более важных, гораздо более массовых проблем? Она говорила, в частности, о том, что миллионы колхозников по существу являются крепостными, лишены права выйти из колхоза и уехать жить и работать в другое место. По поводу нашей озабоченности [дать детям образование за рубежом - В. Р.] Аля сказала, что миллионы родителей в русском народе лишены возможности дать своим детям вообще какое-либо образование. Возмущенная дидактическим тоном обращенной ко мне "нотации" Натальи Светловой, Люся воскликнула:
- На…ть мне на русский народ! Вы ведь тоже манную кашу своим детям варите, а не всему русскому народу.
Люсины слова о русском народе в этом доме, быть может, звучали "кощунственно" [в кавычки слово "кощунственно" поставил почему-то сам академик - В. Р.]. Но по существу и эмоционально она имела на них право" (с. 577).
Опять "имела на это право"… Причем не только эмоционально, но и ПО СУЩЕСТВУ. Причем эти слова звучат "быть может кощунственно" только "в этом доме", стало быть, есть дома, где они звучат отнюдь не кощунственно, а вполне нормально… Причем сам Сахаров настолько с этими словами согласен, что счел своим долгом процитировать в своих мемуарах, хотя никто его за язык не тянул.

Штришок за штришком, деталька за проговоркой, но из воспоминаний современников складывается портрет Елены как дамы властной, имперантивной, и не скрывающей, что дает Сахарову наставления по части диссидентской деятельности. Не то что влияет-вынуждает, а как треннер-продюссер решительно лепит бренд "правозащитник-Сахаров". Раскручивает марку основываясь на его научном авторитете (ну и сама тремпом - а за что бы старалась )
Повидимому соблазнила совестливого человека пафосом праведного дела, а там может и ему понравилось быть фигурой публичной-популярной , на секретной физике так не засветишься, будь хоть трижды гением. (Вспоминается паренек в вагоне, не влившийся в веселую компанию)

А поскольку Боннер единоличный автор и постановщик акции "Сахаров-борец за права выездников", то понятно, что доходами с его прежними детишками фигли ей делиться, свои есть.

В Израиле, на въезде в Иерусалим, на склоне выдолблены терассы - каждого въезжающего встречает надпись - Сады Сахарова. Как содействовавшему выезду евреев из России.

Вот только было ли это содействие хоть на что-то повлиявшим?
Похоже, что как и с Новодворской, власти им просто позволили пошуметь,
а делали то , и когда захотели сами. Об этом в продолжении -

Константин Крылов
Игра Сахарова
«Спецназ России», №6 (57) июнь 2001 года
Все мы на собственной шкуре испытывали один нехитрый закон общественной жизни, несколько напоминающий ньютоновский третий: социальное действие равно социальному противодействию. Так, любая точка зрения, имеющая горячих поклонников, наверняка имеет не менее горячих противников. Если какие-то люди что-то изо всех сил возносят, то, будьте уверены, рано или поздно найдутся другие люди, которые станут это же самое ниспровергать. Любая общепризнанная ценность кем-нибудь да оплёвывается, а любая гадость – даже самая отвратительная – наверняка кому-нибудь да кажется панацеей от всех бед и спасением человечества. Такова уж человеческая натура, снедаемая духом противоречия.

Однако, тут есть одна тонкость. Понятно, что любой публично поклоняемый кумир кому-нибудь не люб, и где-нибудь обязательно предаётся проклятиям и поруганиям. Однако, пока сами жрецы данного кумира честно верят в его величие, к ним нельзя, по крайней мере, предъявить претензии по моральной части: они, может быть, и заблуждаются, кадя какому-нибудь злому демону, но уж, по крайней мере, заблуждаются честно. Может быть, их всех стоит перебить – но уж, во всяком случае, их не стоит презирать.

Всё меняется, когда поклоняемого кумира презирают сами жрецы – заставляя, однако, всех остальных падать ниц перед идолищем. Оправдывается это обычно либо интересами паствы – "этим олухам нужно же во что-то верить", либо, более цинично, интересами самого жреческого сословия – "а иначе мы лишимся своей доли от жертв". В любом случае, тут уже никакие разговоры об истинности или ложности защищаемых ими идеалов перестают иметь значение: даже если эти идеалы сами по себе прекрасны и удивительны, но защищает-то их банда мошенников и проходимцев, которых надо в любом случае гнать от алтаря поганой метлой.

В этом смысле особенно показательна кумирня нашей либеральной общественности. Как известно, у неё есть свой иконостас, заполненный светлыми ликами борцов за дело свободы. Лики имеются на все вкусы – от Чаадаева и до генерала Пиночета, от Достоевского и до Абрама Терца, от генерала Власова и до перебежчика Суворова-Резуна, от писателя Солженицына до академика Сахарова. Либеральная общественность всё время тычет несчастное общество носом в эти иконы и заставляет всех остальных выказывать к ним всяческий пиетет и регулярно приносить соответствующие подношения. В том числе и вполне материальные, о чём ещё пойдёт речь. Но главное – это требование безусловного пиетета: вот наши святыни, вот наши кумиры, вот кто нас благословил на наше правое дело. Смотрите, профаны, и цепенейте: они – молитвенники за грехи наши.

Однако, тут-то и прячется чёрт. Отношение к почитаемым на словах святыням сильно меняется, как только мы покидаем область публичного словоговорения и касаемся тем, обсуждаемых во "внутреннем круге". Тут-то и выясняется, что картинка "для своих" очень сильно отличается от предъявляемой вовне – что наводит на соответствующие невесёлые мысли.

Особенно это касается современных кумиров и кумирчиков. Чтобы не ходить далеко: широко разрекламированный правозащитник Сергей Адамович Ковалёв, лучший друг чеченского народа и несгибаемый борец с русским фашизмом, в "своей" среде воспринимается как человек не очень здоровый по части головы. Профессиональный борец за свободу слова Женя Киселёв имеет репутацию (заслуженно или нет, не мне судить) мелкого стукача, которому разок свезло с трудоустройством. Больше уважения к себе вызывает растиньяк Малашенко, чей опыт хождения по трупам и необычайный цинизм вошли в легенды. Количество же злословия, весело и со смаком выливаемого на всякого рода "немцовых", "хакамад", и прочих публичных деятелей того же разбора, просто не поддаётся описанию. Ну а что касается таких новообретённых борцов за дело среднего класса и гражданского общества, как "гусинские-березовские" (или какие-нибудь "боровые"), то тут уж даже "внешние" прекрасно понимают, как на самом деле к этим людям относятся господа-товарищи либералы, и насколько эти чувства взаимны...

Но не стоит, однако, полагать, что для либеральной публики совсем уж нет ничего святого. Пена дней – это одно, а по-настоящему святые лики – это совсем другое. Существует известное количество имён, культ которых не омрачён внутренними дрязгами. В основном это, конечно, покойники - благо вреда от них никакого, а польза велика. Впрочем, в числе покойников, бывает, значатся и формально живые. Например, в нынешних либеральных святцах значится некоторое количество персоналий, "приравненных к усопшим". Самым известным примером является Александр Исаевич Солженицын. Как Великий Писатель Земли Русской, Лауреат Нобелевской Премии, Автор Одного Дня Ивана Денисыча И Архипелага ГУЛАГа, В Котором Он Открыл Всему Миру Правду О Кровавом Советском Режиме, он чрезвычайно чтим. В качестве реального человека, всё ещё живого, и даже время от времени высказывающего какие-то суждения по поводу происходящего, он объявлен "выжившим из ума стариканом", лишён аудитории, презираем, и является мишенью для постоянных насмешек и издевательств. То есть существует как бы два Солженицына – Солженицын-1, старый заслуженный борец с советским тоталитаризмом (скончавшийся где-то в момент написания брошюры "Как нам обустроить Россию"), и Солженицын-2, недемократический, замшелый и тоталитарный, который что-то там бормочет про геноцид русского народа, про смертную казнь для преступников, и так далее. При этом все писания и идеи Солженицына-1 преспокойно присвоены либеральной тусовкой, и даже возведены в каноническое достоинство.

Но всё это мелкие шероховатости. Поскольку венчает всю пирамиду либеральной мифологии некая воистину циклопическая фигура, безупречная до кончиков ногтей. Я имею в виду академика Андрея Дмитриевича Сахарова, о котором мы и собираемся поговорить.

Сначала - вводные. Официальный либеральный миф гласит, что академик Сахаров был одновременно гением и святым. Гениальность свою он проявил в области физики, в которой он совершил некие потрясающие открытия и прорывы. При этом они имели весомый, грубый, зримый эквивалент – например, советское атомное оружие, якобы изобретённое Сахаровым лично. Святость же его проявилась в том, что весь свой громадный авторитет, заработанный на атомных полигонах, академик поставил на службу идеям мира, прогресса и демократии. Косное советское начальство, не боявшееся ни чёрта, ни дьявола, трепетало перед гением, и склонялось перед его волей даже в важнейших международных вопросах. В частности, именно Сахарову приписывается инициатива Московского Договора о запрещении испытаний ядерного оружия в трех средах от 1963 года, который советские вожди подписали исключительно под нажимом Академика. До того, впрочем, он спас страну от эпидемии повальной неграмотности, выступив против планов Хрущёва о сокращении среднего образования. Он же в 1964 году избавил от гнёта шарлатанов и убийц отечественную биологическую науку, уничтожив одним выступлением страшную "школу Лысенко". Наконец, академик бросил прямой вызов властям, в 1968 г. опубликовав манифест "Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе", где впервые высказал идеи, которые впоследствии были положены в основу Правозащитного Движения. (Которые до сих пор остаются немеркнущей путеводной звездой для всех людей доброй воли.) Насмерть перепуганное советское начальство, наконец, осознало весь ужас своего положения, и в бессильной злобе подняло руку на гения: он был преступно лишён допуска к постам, связанным с военными секретами. Позже он был принят в Институт имени П.Н. Лебедева на должность старшего научного сотрудника – самую низкую из тех, которую может занимать советский академик. В 1970 г. совместно с другими советскими физиками Сахаров основал комитет "За права человека" – "головную" организацию правозащитного движения, и с этих пор полностью погружается в политику, занимаясь в основном выступлениями перед западными журналистами, а также писанием и подписыванием разнообразных бумаг – писем протеста, воззваний, призывов, и иных жалоб в вышестоящие инстанции советского и мирового уровня. Во время пикетирования зала суда, где бессудным судом судили очередных диссидентов, Сахаров знакомится с пламенной Еленой Боннэр, с которой через год сочетается законным браком: отныне они будут вместе до конца, и даже более того.

Жалкие попытки соввласти оклеветать и очернить светлый облик Академика только подогревают интерес к этой фигуре. Простые советские люди тоже понимают, что к чему. Во множестве мемуаров о Сахарове упоминается анекдот о мужичке, который, в разговоре с интеллигентным собеседником, вдруг выражает уверенность, что от начальства, конечно, можно ожидать всего, но вот, например, цену на водку оно не подымет. На вопрос – "почему же?" – собеседник с уверенностью в глазах отвечает: "Академик Брежневу такое не разрешит!" Это, скорее всего, апокриф, но совсем не апокрифом были потоки писем, шедшие на адрес Академика с просьбами "пособить того-сего" и "найти укорот" на какое-нибудь местных чинуш – то есть он начинает восприниматься как некая Вышестоящая Инстанция. Говорят, на одном из таких писем стоял выразительный адрес: "Москва, Министерство прав и защиты Человека, А.Д. Сахарову". Эта наивная оговорка, кстати, неожиданно точна: положение Академика в глазах народа воспринималось примерно как министерское. Вскорости оно подтверждается "с той стороны": в 1975 году Сахаров, по представлению Солженицына, получает Нобелевскую Премию Мира.

Награду принимает Елена Боннэр (по её словам, Сахарову было недосуг слетать в Швецию, поскольку он был крайне занят в Вильнюсе, защищая очередного диссидента). Она же от его имени читает Нобелевскую лекцию. Собственно говоря, с этого момента Боннэр и становится официальной и.о. Сахарова. Более того, её устраивает эта роль. В дальнейшем она не упустит ни одной возможности выступить "от имени и по поручению".

В восьмидесятом году Сахаров гневно осуждает "советское вторжение в Афганистан". Тут уж терпение начальства кончается, и его подвергают – о ужас! – депортации в город Горький, где держат под домашним арестом и не дают видеться с Е.Б. Разлучённая с мужем супруга, однако, прекрасно исполняет его обязанности, лихо сражаясь с соввластью разными хитрыми способами. В конце концов, её присоединяют к мужу, после чего начинается знаменитый "период голодовок".

Правда, поводы для столь радикальных мер были в основном личными. Сначала, в 1981 состоялась голодовка Сахарова и Боннэр за право выезда Елены Алексеевой в США к жениху, сыну Елены Боннэр. Выезд был разрешен Брежневым после личной просьбы Президента Академии Наук СССР). Летом 1984 г. Сахаров провел безрезультатную голодовку за право жены на поездку в США для встречи с родными и лечения. Это оказалось столь важно, что даже насильственная госпитализация (с принудительным кормлением) не сломили академика. Мотивы и подробности этой голодовки Сахаров сообщил осенью в письме А. П. Александрову, в котором просил оказать содействие в получении разрешения на поездку жены, а также заявлял о выходе из Академии наук в случае отказа. Апрель — сентябрь 1985 г. — последняя голодовка Сахарова с прежними целями; вновь помещение в больницу и насильственное кормление. Разрешение на выезд Боннэр было выдано только в июле 1985 г. после письма Сахарова к Михаилу Сергеевичу Горбачеву с обещанием сосредоточиться на научной работе и прекратить общественные выступления, если Елене Боннэр всё-таки дадут уехать в Соединённые Штаты.

Это был пик мученичества: уже после своего политического воскрешения Москве Сахаров сказал Михаилу Левину: "Ты знаешь, в больнице я понял, что испытывали рабы Древнего Рима, когда их распинали".

Но дальше происходит чудо. В новом письме Горбачеву 22 октября 1986 г. Сахаров просит отпустить его в Москву, опять же обещая вести себя тихо и смирно, бросить занятия политикой и провести остаток дней в трудах на ниве теоретической физики. Вместо этого 16 декабря 1986 г. Горбачев звонит Сахарову по телефону, и произносит следующую фразу: "возвращайтесь и приступайте к своей патриотической деятельности". В "сахаровских" кругах именно это событие считают началом "перестройки", отказывая в таковом достоинстве известному "апрельскому пленуму".

Через неделю Сахаров вместе с Боннэр вернулся в Москву, где опять погружается в пучину диссиденско-правозащитной деятельности. В 1988 г. он избран почетным председателем общества "Мемориал", в 1999 – народным депутатом. Во время знаменитых сессий Верховного Совета СССР он потрясает трибуну своими выступлениями. За нарушение регламента (попросту, он говорит столько времени, сколько считает нужным) ему несколько раз отключают микрофон, что расценивается всей прогрессивной общественностью как очередное неслыханное гонение на гения. Сахаров скончался от сердечного приступа 14 декабря 1989 года, после напряженного дня работы на Съезде народных депутатов. В качестве последних слов Академика обычно приводят фразу "Завтра будет бой!", сказанную одному из ближайших соратников по телефону. Его уже остывшее тело нашли на коврике в прихожей. Тут же, разумеется, пошли разговоры о том, что Сахарова "убило КГБ". Елена Боннэр эти разговоры не поддерживала, но и не опровергала. Похороны Андрея Дмитриевича превратились в грандиозную манифестацию, на которую пришли сотни тысяч людей.

Но на этом земная жизнь Академика отнюдь не закончилась. В отличие "мёртвого при жизни" Солженицына, Сахаров и теперь живее некоторых живых. В настоящий момент его замещает его вдова, Елена Боннэр.

Тут придётся немного притормозить и дать пояснения. В принципе, обычная роль близких родственников почившего в бозе великого человека – это хранение наследия, разбор архивов, публикация рукописей, и писание мемуаров. Это занятия достойные и почётные, поскольку помогают сберечь облик и труды гения для потомков. Всё это предполагает и некоторую общественную активность, наподобие устроения разного рода мероприятий по увековечению памяти великого человека и воздвижению ему рукотворных или нерукотворных монументов. Иногда, разумеется, дело не обходится без того, что называется "спекуляция именем" – то есть когда человек начинает пользоваться покойным родственником в каких-нибудь личных целях. Чаще всего это совершенно безобидно. И когда старушка-вдова, воздев на нос очки, произносит что-нибудь навроде "а вот мой муж обязательно сказал бы, что...", а дальше идёт суждение самой старушки, мы лишь тихо улыбаемся про себя, но ничего не говорим вслух – даже если точно знаем, что покойный её супруг имел по означенному вопросу мнение прямо противоположное.

Однако, вдова Андрея Дмитриевича – больше чем вдова. Её роль – это роль заместителя, регента, а вообще-то – Исполняющей Обязанности покойного академика. Интересно, что это место закреплено за ней даже формально: в завещании Сахарова указывается (крайне необычное) исключительное право Елены Боннэр говорить от его имени. То есть, в её устах высказывание "академик Сахаров сказал бы то-то и то-то" имеет совершенно иной вес. Впрочем, чёрт с ним, с завещанием: это, в конце концов, момент формальный. Важно то, что право говорить от имени покойного единодушно признано всей либеральной интеллигенцией, как отечественной, так и западной. Более того, оно постоянно подтверждается разного рода ярлыками на представительство, выдаваемыми авторитетными инстанциями. Из последнего: в этом году Елена Боннэр получила крайне престижную "премию за гражданское мужество", учреждённую немецким Фондом Генриха Бёлля. Лауреата этой награды (в 15 тысяч марок) определяет ежегодно международное жюри. Ее вручение проходит в Бремене, сенат которого является соучредителем премии. Выступая на церемонии вручения награды, бременский бургомистр Хенниг Шерф особо подчеркнул, что Елена Боннэр вместе с покойным супругом, нобелевским лауреатом академиком Андреем Сахаровым, "внесли весомый вклад в утверждение нового политического мышления, став символом надежды для многих людей, и возвысив свой голос против засилья тоталитаризма". Это, кстати, ординарное событие: всякие премии и награды Боннэр получает с завидной регулярностью. В их числе, например, такая экзотика, как орден Великого князя Литовского Гядиминаса 3-ей степени, полученный великой вдовой от благодарного литовского государства в девяноста девятом. При этом, как обычно, подчёркивалось, что награждение Боннэр орденом является одновременно признанием заслуг самого Сахарова (и тогда же в честь академика была названа одна из вильнюсских площадей). Ну и, само собой, ей предоставляют на Западе лучшее время в эфире и на первых полосах газет, приглашают с докладами о положении дел в России в Сенат США и парламенты европейских держав. Да, кстати, забыл сказать по поводу денег: не нужно думать, что помянутые ради точности пятнадцать тысяч марок сколько-нибудь значимы для Елены Георгиевны. Она распоряжается миллионами. Думаю, всем памятна история с Центром Андрея Сахарова в Москве, которому Борис Абрамович Березовский пожертвовал три лимона "грина". А Елена Боннэр, прежде чем взять деньги, ещё и всласть покочевряжилась, прекрасно понимая, что дать денег Великой Вдове – это само по себе честь, которую ещё надо заслужить... И всё это за то, чтобы вдова продолжала Исполнять Обязанности.

Теперь приступим к анализу. Во всей этой занимательной истории есть несколько интересных моментов. Прежде всего, обращает на себя внимание крайне положительное, чтобы не сказать больше, отношение "кровавого большевистского режима" к нашему герою. С тех пор, как в 1947 году личным приказом Сталина Сахарову было присвоено академическое звание (в то время Сахаров был простым аспирантом), началась усиленная "раскрутка" образа великого учёного, которая, судя по всему, шла со стороны руководства Академии. В 1953 г. в возрасте 32 лет Сахаров был избран действительным членом Академии наук по физико-математическому отделению. Представлявший его академик И.В. Курчатов сообщил на собрании отделения: "Этот человек сделал для обороны нашей Родины больше, чем мы все, присутствующие здесь". Сахаров стал самым молодым ученым, когда-либо избиравшимся в Академию наук СССР – элитарный правящий орган советской науки. В дальнейшем именно эта инстанция Сахарова всячески опекала, идя ради него даже на конфронтацию с высшим руководством страны. Далее, сахаровская деятельность очень долго не встречала никакого сопротивления. Среди минсредмашевских работников до сих пор ходит рассказ о том, как Сахаров распространил свое первое письмо: вызвал зама по режиму, вручил текст, и велел ознакомить всех спецов министерства. После чего людей вызывали в первые отделы и заставляли под расписку это читать. Есть ещё целый ряд историй, полуанекдотических-полулегендарных, о том, как вёл себя Сахаров с партийным руководством – именно, как "власть имеющий". И суровые "партократы", преспокойно зарубившие "генетику-кибернетику", почему-то терпели это, "сдавали назад", шли на компромиссы и соглашения. В воспоминаниях Б. Альтшуллера есть такое примечательное признание: "...невероятно, но факт: его голос проникал на самую вершину власти в СССР и в других странах, его действия и его мнение - частное мнение независимого эксперта, его позиция по стратегическим вопросам ядерного разоружения - рассматривались и анализировались при принятии важнейших решений. "Вы находитесь на верхнем этаже власти", - заметил мой отец Л.В. Альтшулер (также входивший в группу ученых - разработчиков советских ядерных вооружений), посетивший Сахарова вскоре после его возвращения из ссылки в декабре 1986 года. "Я не на верхнем этаже. Я рядом с верхним этажом, по ту сторону окна", - ответил Андрей Дмитриевич..." Впрочем, меланхолично замечает автор мемуаров, "многое, связанное с Сахаровым может быть определено словом "чудеса". К "чудесам", равно как и к загадочной "второй стороне окна" мы ещё вернёмся, а пока отметим про себя, что фразочка "Академик Брежневу не разрешит", похоже, имела под собой какие-то основания.

Придётся также чуть-чуть остановиться на теме "Сахаров – создатель советского атомного оружия". Знатоки вопроса при этом обычно добавляют, что речь идёт не об атомной, а о водородной бомбе, и что Сахаров всё-таки не является автором "атомного секрета", а лишь какого-то очень важного его компонента. Дальнейшие уточнения заводят в тупик. Согласно одной из версий, Сахаров занимался расчётами динамики ядерного взрыва. Согласно другой – проблемами электромагнитных полей. Согласно третьей, именно ему принадлежит идея обжатия термоядерного топлива атомным взрывом. Впрочем, все сходятся на том, что роль Сахарова в проекте была весьма велика, но роль "отца сверхоружия" ему всё же приписана задним числом, что, разумеется, не отменяет его несомненных научных заслуг. Впрочем, они были отмечены по достоинству партией и правительством: три звезды Героя Соцтруда, и многочисленные премии – это не хухры-мухры.

Но куда интереснее роль Сахарова в советской ядерной политике. Так, очень любопытна история советского моратория на ядерные испытания. В 1958 г. появились две статьи Сахарова о вредном действии радиоактивности ядерных взрывов на наследственность и, как следствие, снижении средней продолжительности жизни. По оценке Академика, каждый мегатонный взрыв приводит в будущем к 10 тысячам жертв онкологических заболеваний. В том же году Сахаров пытался повлиять на продление объявленного СССР моратория на атомные взрывы. Сахаров составил меморандум для руководителя коммунистической партии Никиты Сергеевича Хрущева. Смысл текста сводился к тому, что испытания "не нужны" и лишь провоцируют гонку вооружений, а посему их следует запретить навсегда. В результате чего мораторий продолжался еще три года. И был прерван в 1961 году, причём весьма эффектно: испытанием сверхмощной 50-мегатонной водородной бомбы, за создание которой Сахаров был награжден третьей медалью Героя Социалистического Труда. Взрыв бомбы произвёл громадное впечатление на мировую общественность, и в 1963 году был подписан Договор о запрещении испытаний ядерного оружия в трех средах.

Тут уже начинает нечто вырисовываться. Обращает на себя внимание тактика советского руководства: с одной стороны, дышащие гуманизмом статьи академика Сахарова, и его же ходатайства перед Хрущёвым, а с другой – водородный бэмц на всю планету, к которому Сахаров тоже был непосредственно причастен. Однако, и то, и другое действие явно имели в виду одну и ту же цель: Договор. Который в итоге и был подписан.

Надо ли это понимать так, что академик, что называется, "выполнял задание" советского руководства, или хотя бы какой-то его части? Да и нет. Нет – в том смысле, что он, безусловно, не становился во фрунт перед Хрущёвым, который давал ему очередное задание. Да – в том смысле, что Академик, похоже, таки был использован для указанной выше цели. Вопрос – каким образом?

Тут придётся углубиться в весьма деликатную сферу. Обычная картина "советского правления" как абсолютно жёсткой, "административно-командной" вертикали, упирающейся в фигуру очередного генсека, далека от действительности. На самом же деле на верхах существовали свои "партии и группы", которые вели между собой ожесточённую борьбу, причём не только "за власть и влияние", но и за разные перспективы развития страны. В эту борьбу была вовлечена не только "высшая номенклатура", но и все те, кто с ними непосредственно соприкасался. Прежде всего, это касалось "творческих элит" – таких, например, как "советская наука" и "советское искусство". Уровень вовлечённости соответствующих персонажей во властные игры был разным, но он никогда не был равен нулю, а иногда достигал очень внушительных величин. Сахаров, несомненно, входил в эту размытую, но вполне узнаваемую группу неформальных советских политиков, причём верхнего эшелона. И, конечно, Запад тоже играл в эту игру. Более того, сам институт "неформальной политики" был разработан именно там, и до сих пор играет крайне важную роль.

Дело в том, что легальная политика – очень жёсткая область, где позволено далеко не всё. Есть вещи, которые публичный политик просто не может себе позволить высказать вслух. Зато их может высказать популярный артист, мыслитель, учёный, художник, религиозный деятель. Спрос с них невелик – в конце концов, человек просто высказывает своё мнение. На самом деле он "подаёт сигналы", "создаёт информационные поводы", "озвучивает позиции", то есть занимается неформальной политической деятельностью. Которая иногда сильно противоречит официальной позиции властей. Что иногда позволяет и с печки упасть, и попку не ударить. Несколько примеров – весьма, весьма гипотетических. Допустим, правительство США заинтересовано в том, чтобы поддерживать хорошие отношения с Китаем, но при этом всячески поощрять тамошних сепаратистов. Понятно, что делать это открыто и цинично невозможно. Значит, какую-то часть этой политики надо перенести в неформальную сферу. Допустим, официальной линией партии является любовь и дружба с Пекином. Значит, поддержку тибетского сепаратизма надо оформить как-то иначе. И вдруг такое совпадение – на Западе вспыхивает мода на тибетский буддизм. Модные актёры увлекаются медитацией, музыканты начинают шептать мантры, книжки учителей тибетских школ расходятся миллионными тиражами. Одновременно начинают функционировать всякие "общества дружбы с народом Тибета". Далай-Лама, бежавший из захваченного китайцами Тибета, непрерывно разъезжает по западным странам с лекциями, где уделяет немалое внимание вопросам нарушения прав человека на своей родине. "Тибетский вопрос" непрерывно будируется – так что власти, даже если бы хотели, ну никак не могут о нём забыть. Если интерес спадает, Далай-Лама получает Нобелевскую Премию Мира...

Впрочем, такие же вещи приходится иногда делать и во внутренней политике. Всё экстравагантное, непопулярное, тревожащее публику, сначала высказывают разного рода "неполитические люди", и лишь потом за дело берутся мастера легальных процедур.

Советское руководство время от времени тоже нуждалось в такого рода "озвучке". В основном это касалось тех идей, которые по разным причинам не могли быть высказаны от его собственного имени, но на самом деле были ему крайне важны. Это касалось как некоторых деликатных внутренних проблем (достаточно вспомнить ту же историю с "поборанием лысенковщины"), так и, в особенности, вопросов внешней политики.

Итак, мы должны, наконец, указать настоящую роль Андрея Дмитриевича. Это советский теневой политик, причём высокого полёта: вопросы ядерной безопасности страны кому попало не доверяют. Он действительно находился на "верхнем этаже власти", хотя и в её "неформальном секторе".

Здесь, пожалуй, имеет смысл обратиться к идейному наследию Академика. Интересно отметить, что реальный интерес к многочисленным писаниям Сахарова в либеральной среде крайне низок, если не отрицателен. Разумеется, перед публикой все эти люди потрясают томами его сочинений и клянутся в верности заключённым в них истинам. Однако, никто их не читает. Пресловутые "идеи Сахарова" на поверку оказываются чем-то вроде "идей чучхе" – известно, что они есть, но никто толком не может сказать, в чём же они заключаются на самом деле.

А между тем идеи у Сахарова были. Более того, они заслуживают пристального внимания.

Принято считать, что с появления знаменитых "Размышлений о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе", ушедших в Самиздат, Сахаров окончательно и бесповоротно противопоставил себя "советской системе", поскольку, дескать, наговорил там какой-то жутчайшей крамолы. Но, ежели всё-таки почитать текст "Размышлений", с удивлением обнаруживаешь, что ничего принципиально неприемлемого для советского строя Сахаров там не проповедует. Напротив, это набор штампов, общих мест. Например, изрядную долю "размышлений" составляет классическая советская "борьба за мир", несколько адаптированная для западного читателя. Также там присутствуют ресурсно-экологические страшилки, в ту пору пропагандируемые неформальной организацией "Римский Клуб". Есть там, впрочем, и про свободу слова – ну, так как же без того.

Главным же содержанием "Размышлений" является идея "конвергенции двух систем". Имеется в виду та мысль, что Запад и Восток (прежде всего США и СССР) должны прекратить соперничество, которое только истощает ресурсы обеих сторон, и заняться фактическим сближением. При этом предполагалось, что в будущем разница между капитализмом и социализмом сойдет на нет в результате заимствования каждой из конкурирующих моделей наиболее привлекательных черт у своего противника. Впоследствии этот текст Сахарова многократно печатался на Западе - совокупным тиражом более двадцати миллионов экземпляров.

А ведь в тот момент проповедь таких идей была объективно выгодна именно СССР. Советское руководство знало, что серьёзную гонку вооружений страна не выдержит. Это, кстати, не имело никакого отношения к сравнительным достоинствам капитализма и социализма. Просто изолированная от мировой экономики страна, с немногочисленными и ненадёжными союзниками, была объективно слабее объединённого Запада. Именно отсюда растут ноги советской "борьбы за мир".

Разумеется, стоял вопрос о том, как далеко можно заходить в этой самой борьбе. Андрей Дмитриевич просто озвучивал, до какого предела готовы дойти Советы, и что они хотят за это получить. Если перевести идеи Сахарова на язык политических торгов, получается вот что. Советский Союз в обмен на принятие его в "клуб развитых держав" готов допустить серьёзные изменения своего общественно-политического устройства. В частности – провести демократизацию, отказаться от использования силовых методов во внутренней и внешней политике, и тесно координировать все свои действия с Западом. "Социализм", скорее всего, будет оставлен – более того, разработанные в СССР методы планирования экономики могут оказаться полезными для всех остальных... И так далее. Разумеется, эти идеи не были оригинальными. В то время на Западе существовала весьма влиятельная партия сторонников совместного выживания СССР и США за счёт остального мира. Сахаров, собственно, подавал сигнал именно этой партии: ребята, мы вас услышали, вот наши условия, давайте разговаривать дальше. Сигнал был услышан: Сахаров получил "нобелевку".

Следует подчеркнуть, что демонстративное неудовольствие верхов сахаровскими выступлениями тоже входило в правила игры: в советской ситуации единственным способом продемонстрировать независимость человека от "начальства" было его как-нибудь наказать. Но наказывали Сахарова не больно – по крайней мере, до того момента, пока он не делал серьёзных ошибок.

Ситуация изменилась, когда стало ясно, что программа конвергенции провалилась – причём не по вине советской стороны. На Западе взяли верх "ястребы", полагавшие, что "совок" слаб, что его можно и нужно заломать окончательно, и одержать убедительную победу в "холодной войне". Соответствующие программы были свёрнуты, а Сахаров в качестве международного политика – не нужен и даже опасен. Сахаров, однако, не пожелал уходить в тень.

Тут, конечно, не обойтись без упоминания Елены Боннэр. Эту женщину многие считают "чёрной музой" Академика, полностью подчинившей его своей воле. Соответствующие истории о том, как она с ним обращалась в случае малейшего неповиновения, достаточно известны, чтобы их здесь повторять. Однако, первое впечатление обманчиво. Сахаров отнюдь не был жалким подкаблучником. На самом деле Боннэр была для Сахарова примерно тем же, чем была Хиллари Клинтон для бывшего президента Штатов – то есть чем-то вроде "жёсткого тренера", который гонит своего воспитанника к рекорду, не щадя ни его, ни себя, ни окружающих. Именно Боннэр вдохнула новую жизнь в сахаровские амбиции. Она заставляла его идти всё дальше и дальше. В частности, бросить науку (которую Сахаров любил) и становиться профессиональным политиком. Она же внушила ему, что человек такого масштаба, как он, может позволить себе жёсткую конфронтацию с советским истеблишментом. Легко представить себе, что она ему при этом говорила. "Они не посмеют тебя убить, Андрюша, ты слишком известен, ты им нужен, они не убьют тебя... а всё остальное можно вынести. Зато ты станешь лидером, настоящим лидером, Андрюша! И когда их режим рухнет... мы станем... понимаешь?" Компетентные органы, следившие за развитием ситуации, быстро прочухали, что к чему. Соответственно, было принято решение разбить опасный тандем, изолировав Сахарова от Боннэр. Засим последовала пресловутая ссылка, скандалы, потом - голодовки протеста, и всё остальное.

Надо сказать, что Сахарова почти что дожали. Особенное впечатление на него произвела госпитализация, насильственное кормление, и всё прочее. Он был уверен, что с ним, с видным представителем теневой номенклатуры, не посмеют обращаться как с простым диссидентом. В какой-то момент он уже был готов отступиться и прекратить самовольничать – его уже волновало только сохранение лица. Однако, тут-то и появился Горбачёв, который снова ввёл эту фигуру в большую игру. Что такое был "феномен Горби", теперь уже, наверное, ясно. К власти пришли те самые товарищи, которые когда-то проталкивали "конвергенцию", а теперь дозрели до идеи почётной капитуляции перед Западом в обмен на принятие в клуб. Правда, цена вопроса за истекший период неимоверно возрасла – о чём Сахаров, кстати, не знал.

Ранняя программа "конвергенции" сводилась к следующему: Советский Союз и его союзники принимается в клуб развитых стран "на равных", получает доступ к их финансовым ресурсам, рынкам и технологиям, его социально-экономический строй трансформируется до среднеприемлемого уровня, после чего "клуб сильных стран" начинает мирно управлять планетой. Во времена Горбачёва Запад выдвинул свои, крайне жёсткие условия.

Во-первых, Советский Союз должен быть ликвидирован: "на Запад" обещали взять только Балтику, Россию (включающую Украину и Белоруссию), и, возможно, Грузию. От остальных велено было избавиться. Я хорошо представляю себе, как западные политики объясняли "другу Горби": "Поймите же, наконец, что ни мы, ни вы никогда не сможете сделать западными людьми таджиков и узбеков. Это другая цивилизация. Запад есть Запад, Восток есть Восток. Мы готовы, наконец, признать Россию западной страной – но только её. Избавьтесь от этого азиатского груза, и мы признаем вас своими..." Во-вторых, общественный строй новой России должен был быть чисто западный, а никакой не "конвергентный". И, наконец, Россия должна была отказаться от самостоятельной внешней политики, в обмен на включение в создававшиеся тогда структуры "коллективной ответственности".

Мы уже знаем, как Запад обманул советское руководство. Но тогда воодушевлённый Горби был на коне. Разумеется, он вспомнил о фигурах, которыми играли его предшественники. И Академик был вызван в Москву, чтобы, наконец, заняться настоящей большой политикой.

Тут мы подошли к самому тонкому и сложному моменту во всей этой запутанной истории, а именно к отношениям Сахарова и советского диссидентского движения. Канонический Миф об Академике гласит, что Сахаров быстро стал "духовным лидером" либерального движения, и его авторитет в нём был непререкаем. В кругу своих же они рассказывают другое. По сути дела, Сахаров был "фигурой" в основном из-за его огромных международных связей. Внутри диссиды Академик воспринимался в качестве "полезного попутчика", которого, конечно, надо использовать, но которому не следует доверять. Особенно явственно это проявилось именно в этот последний период его деятельности, когда в преддверии близкой победы борьба между бывшими соратниками достигла нешуточного накала.

Вот цитата из воспоминаний всё того же Сергея Адамовича Ковалёва, который иногда проговаривается об интересном. "...Высочайший авторитет А.Д. не стал препятствием для резкой (и чаще всего несправедливой) критики со стороны некоторых его друзей-правозащитников в 1987–1989 гг. Тогда, вернувшись из горьковской ссылки, он начал активно сотрудничать в ряде вопросов с новым руководством страны... Блюстителей чистоты диссидентских риз это не интересовало – их глубоко шокировал сам факт сотрудничества с коммунистическим правительством. Как им казалось, это означало сдачу позиций... А когда А.Д. согласился баллотироваться в народные депутаты СССР, находились люди, которые прямо обвинили его в отступничестве и в измене идеалам. Как же, ведь советская власть – нелегитимна, выборы – недемократичны и, вообще, вся горбачевская перестройка – убогая попытка замаскировать античеловеческую сущность режима. А академик своим беспринципным поведением помогает Горбачеву вводить людей в заблуждение. В воздухе повисло слово "коллаборационизм".

А вот не менее интересные признания Глеба Павловского, человека весьма информированного: "...Диссиденты поздно включились в процесс и, чтобы не отстать от поезда, были готовы на все. И пока они медлили, все советское инакомыслие загнали в колхоз имени Сахарова... Андрея Дмитриевича определили живым символом движения, хотя на самом деле он был всего лишь одним из 10-15 человек, которые стояли в первом ряду движения. Тот же Анатолий Марченко, чья смерть вынудила Горбачева ускорить амнистию политзаключенных, был ничуть не менее авторитетен в Движении. Но теперь его не было, Амальрика не было в живых, Солженицын запаздывал, Зиновьев ушел в глухой отказ... Диссидентам было предложено переселиться в эту потемкинскую деревню гласности, признать "Огонек" наследником традиций правозащитного движения."

В общем, если уж говорить без экивоков, Сахаров был назначен на должность главного оппозиционера страны. Инициатива исходила от Горбачёва, и оппозиция, покочевряжившись, это назначение утвердила. Протолкнула же это "утверждение" со стороны оппозиции, скорее всего, неутомимая Елена Боннэр, которая могла поручиться перед соратниками, что Академик, когда это потребуется, немедленно выйдет из-под контроля партократов и встанет на правильную сторону. И, наконец, с третьей стороны, эта кандидатура была утверждена Западом.

Был ли Сахаров наиболее вероятным кандидатом на пост будущего Президента России? Несомненно. Это понимали все, в том числе, конечно, и он сам. Он даже начал упражняться в написании конституций, составив таковую для гипотетического "Союза Республик Европы и Азии" (так, по его мнению, должно было называться то, что останется от СССР). Сейчас об этом курьёзном документе предпочитают не вспоминать, в лучшем случае называя его "утопическим". С другой стороны, такого рода литературные опыты вполне естественны для интеллигентного человека, примеряющего на себя роль национального лидера, этакого российского Вацлава Гавела...

Смерть Сахарова сломала все эти планы. Но и шкура мёртвого льва находит себе применение. Фигура Академика оказалась крайне удобной для легитимизации и канонизации "демократической идеологии".

Взялась за эту работу всё та же неутомимая Елена Боннэр, которой совсем не улыбалось оказаться вне политического процесса. Имея опыт работы "играющим тренером" претендента на высшую власть в стране, она вполне готова была взяться за то же самое, но только для всей "демократуры" в целом. Соответственно, начал разворачиваться "сахаровский проект", предполагавший создание целостной, непротиворечивой идеологии на основе "правозащитных идей", осенённый именем покойного Академика.

Дальнейшее мы все знаем. Сейчас уже можно констатировать, что "демшиза" как относительно единый слой не смог удержать в своих руках власть, хотя до самого последнего времени располагал немалыми ресурсами для оказания давления и на власть, и на общество. Елена Боннэр участвовала во всём этом активно участвовала. Последней её ролью на сегодняшний день является активнейшее участие в "защите НТВ". Но, будьте уверены, она себя ещё покажет.

Теперь, наконец, последнее. В чём, собственно, состоит защищаемая Боннэр позиция?

Разумеется, от реальных "идей Сахарова" она весьма далека – просто потому, что время изменилось. Уже понятно, что Запад кинул, как детишек, лоховатых советских "конвергентов" с их "новым мышлением". Распад Союза и сдача Западу всех позиций привели, как тому и полагалось быть, не к вожделенному принятию в клуб Развитых Стран, а к банальному разграблению и вытеснению в третий мир. Нынешние духовные потомки "конвергентов" мечтают уже не о месте в Мировом Политбюро (где видел себя Академик), а на убогую и жалкую роль колониальной администрации. Всё свелось к банальной смердяковщине, к мечте о том, как "умная нация покорила бы весьма глупую-с". Все мечтания кончаются на голубых танках ООН и серых бронированных машинах НАТО, которые, наконец, навели бы в этом проклятой стране, где у них, таких умных, ничего не получилось, нужный им порядок. Но, увы, Запад медлит, и даже с финансированием радикально-западнического крыла российской интеллигенции начались проблемы.

На последнем праздновании дня рождения Сахарова – между прочим, было восьмидесятилетие – зал был полупустым. Из видных политиков пришли только Ковалёв и Юшенков, которым уже нечего терять, да ещё Григорий Явлинский. Сама Елена Боннэр даже не вышла на сцену, чтобы не ронять остатки достоинства. Как выражался Остап Бендер, наступил кризис жанра. Идея себя окончательно исчерпала. В чём же мораль сахаровской эпопеи? Она банальна. Всё началось с того, что в советской политике появилось течение, предполагающее, что с геополитическим противником можно и должно договориться, поступившись такой мелочью, как принципы. Потом противник заломил цену, потребовав расплаты всякими материальными вещами, в том числе территорией, ресурсами, и прочими вполне материальными ценностями. Но советские лохи, вообразившие себя "макьявеллями" и "талейранами", уже втянулись в торг, вожделенная цель манила и слепила очи. Место в Цивилизованном Мире манило, как Царствие Небесное, как драгоценная жемчужина, за которую уже не жалко отдать всё состояние. В конце концов, пожертвовав всем, они узнали, что слово, данное лоху, за слово не считается, и что в Западное Царствие Небесное таких не берут.

Измена Родине себя не окупает.

http://www.proza.ru/2008/05/24/66

Негритёнок из кинофильма Цирк
Анатолий Филатов

В цитатах, без комментариев - материал говорит сам за себя..

Старшее поколение хорошо помнит кинофильм «Цирк» с любимой актрисой Любовью Орловой в главной роли и маленького негритёнка на её руках. В этом году чернокожему мальчику Джеймсу Паттерсону исполнилось бы 75 лет. Около 30 лет я дру¬жил с этим удивительным человеком до его отъезда вместе с мамой, Верой Ипполитовной Араловой, в Америку.

- Слушай, - сказал Юрий Васильевич, - тут поэт из Москвы. Стихи принёс, может, посмотришь? — И, выглянув в коридор, позвал московского гостя. В лёгкой, но тёплой курточке, держа в руках вязаную шапочку, в кабинет вошёл молодой чернокожий человек лет тридцати пяти. Он был высоким, с пышной кучерявой шевелюрой, с добродушной улыбкой, обнажающей ряд белоснежных зубов.
- Джим, - он протянул мне смуглую руку. — Джим Паттерсон.
Это ничего мне не говорило, но я был уверен, что где-то видел его.
Стихи были, конечно, не классика, но вполне приемлемы для печати в районной газете. Когда мы разговорились, то оказалось, что у Джима уже вышли в Москве два поэтических сборника, он принят в члены Союза писателей РСФСР.

----

- Сценарий для него, - рассказывал Джим, - написали Илья Ильф, Евгений Петров и Валентин Катаев. Он сыграл большую роль в моей жизни. Люди узнают на улицах, здороваются. Иной раз даже как-то неловко. Появилось много друзей. А Любовь Орлова стала моей второй мамой.

Он замолчал, очевидно, вспоминая давнее, а потом рассказал мне, как создавалась та лента.
... я узнавал всё новые и новые подробности съёмок фильма «Цирк». Исполнителей на все роли нашли, а вот с актером на роль негритенка - сына Марион Диксон возникли сложности. Где найти чернокожего маленького мальчика, способного воплотить сценарный образ? Ассистенты режиссера сбились сног, посетили таборы и в Молдавии, и на Украине, и в Подмосковье. Но актер нашелся в самой Москве - в семье чернокожего диктора радио Ллойда Паттерсона, приехавшего в Россию из Америки, и его жены-художницы Веры Араловой. Полное имя ребенка было Джеймс Ллойдович Паттерсон. Но дома все его называли Джимом, или ласково Джимка. Ведь будущему герою фильма "Цирк", ставшему известным на весь мир, едва исполнилось… два года. Сцену "Колыбельная" снимали ночью, чтобы дневная суета и шум не мешали работе. Главный же аргумент в пользу ночных съемок заключался в том, что, мол, в это время ребенок быстрее за¬хочет спать, более естественно войдет в свою роль, ему не надо будет ничего "играть". Чтобы не разбудить Джимку, договорились об условной сигнализации, осо¬бых жестах, с помощью которых режиссер и оператор будут подавать команды. Да и фонограмму, под которую шла съемка, включили едва слышно. И так же шепотом выговаривала слова колыбельной песни Любовь Орлова: "Спи, мой беби, сладко спи…". В павильоне "Мосфильма" тишина, молчит массовка, молчат обычно шумливые ассистенты, люди ходят безмолвно, смешно размахивая руками. Все внимание на чернокожего спящего мальчика, которого Орлова осторожно, с нежностью несет на руках. Снять эту сцену ни с первого, ни со второго дубля так и не удалось. Джимка совершенно не хотел спать. Он с интересом рассматривал незнакомую обстановку: кинокамеру, гудящие прожекторы, лица людей. Он был бодр и весел, без конца шалил и строил рожицы. Всеобщее вни¬мание ему явно нравилось. И, когда наступал момент съемки, вместо того чтобы спать, Джимка начинал хохотать. Приходилось все начинать сначала. В конце концов, мальчишка и в самом деле уморился, глаза у него начали слипаться, и он задремал. Григорий Александров дал команду, оператор включил камеру, и необходимая сцена была снята… Во время съемок нашлось дело и для отца Джима. Любовь Орлова, добиваясь правдивости образа циркачки Мэри, училась говорить... по-русски. В этом ей охотно помогал Ллойд Паттерсон. Чужой язык давался ему с трудом, он говорил с акцентом, неизменно коверкая слова. Но именно это и нужно было актрисе по роли. Она приглашала Ллойда на съемки, подолгу беседовала с ним, стараясь уловить особенности его речи. Что из этого получилось, можно судить по фильму.
В финале эпизода "Колыбельная" директор цирка, которого играл знаменитый артист Владимир Володин, резюмировал с доброй улыбкой в камеру: "В нашей стране любят всех ребятишек. Рожайте себе на здоровье сколько хотите: черненьких, беленьких, красненьких, хоть голубых, хоть розовых в полосочку, хоть серых в яблочках, пожалуйста!". Эта шутка всегда действовала на зрителей безотказно...

В нём на всю жизнь со¬хранилось удивительное свойство как бы заново открывать для себя мир. А ведь уже к тому времени, когда состоялась наша встреча, Джим проехал почти весь СССР и побывал во многих странах Латинской Америки.
…Забравшись на перину, он поделился своей мечтой написать об отце. Через несколько лет Джим подарил мне хорошо оформленную книгу «Дыхание лиственницы», в которой с сыновней любовью рассказал о родословных своего отца и матери. Да и в поэзии Джим часто обращался к теме родителей.

>>Страшные линчующие Штаты! Патрику Хэгеру - прадеду Джеймса Паттерсона - от рождения несколько дней. Жена плантатора возненавидела негритенка еще с первых часов его рождения и сейчас, выхватив младенца из материнских рук, бросает Пата в огонь...
Ребенка спасли, но правая рука успела обгореть так, что с тех пор остался Патрик Хэгер левшой.
- Прадед всю свою жизнь был рабом, - пишет в книге «Дыхание лиственницы» Джеймс Ллойдович Паттерсон - Свободолюбивым рабом. Когда плантатор стал выживать Хэгера с его потом и кровью окропленной земли, Патрик - невиданный случай! - явился к белому господину за разъяснением... Он получил ответ: розги и тюрьму.
Через века и континенты Джеймс протягивает левую руку своему прадеду:
«Мой однорукий прадед! Земля, с которой у тебя связано столько надежд, не принесла тебе всходов. Но ничто не могло заглушить зароненного в твою душу стремления к справедливости...»
От прадеда во всех поколениях мужчин не¬истребимая тяга к справедливости. И эта тяга привела Паттерсона-отца в Россию.
Ллойд Паттерсон был художником-декоратором. Безработным художником - в Америке и белому нелегко отыскать работу, а что говорить о черном, с бунтующей душой?!
Из письма Ллойда Паттерсона своей матери Маргарите Глэско:
«Дорогая мама! Ты, вероятно, уже слышала о забастовке в колледже. Забастовка объявлена в знак протеста против поведения администрации, которая, как недавно выяснилось, отказывается принимать на работу преподавателей-негров.
Мы выбрали стачечный комитет и делегацию. Ректор отказался принять делегацию, и тогда мы забастовали... В результате создавшегося напряженного положения колледж закрывается на неопределенное время...»
Ллойда Паттерсона внесли в черный список: ни работы, ни хлеба, ни жизни на родной земле.
Однажды Ллойд прочитал в небольшой негритянской газете, что для постановки фильма в России требуется группа негритянской молодежи. Он не раздумывал ни минуты...

>>Чернокожего парня из Америки, можно сказать, поразили и потрясли трудовой энтузиазм, всеобщий подъём, кипение первых пятилеток ещё неизвестной ему страны. Он принимает решение остаться здесь. Изучает русский язык, работает на радио, где подружился с Юрием Левитаном. Передачи, которые он вёл, предназначались для зарубежных слушателей, потому что шли на английском языке. Возможно, на решение остаться в Советском Союзе повлияло его знакомство с дочерью разведчика Первой конной армии С.М. Будённого Верой Араловой. Ллойд влюбился в неё и не хотел расставаться. Они решили пожениться. Через год родился Джим, а ещё через год – Том.
Вера Ипполитовна работала в Московском художественном театре специалистом по костюмам, писала картины.
Кроме того, будучи членом худсовета Художественного фонда, она много лет устраивала в Советском Союзе и за рубежом выставки своих коллег-художников. У нее были необыкновенные способности хорошо их представлять и выгодно продавать работы.

>> мне навсегда запомнилась картина лауреата Сталинской премии художницы Яблонской, изобразившей Веру Ипполитовну с её темнокожим сыном Джимом на руках.
Нужно отметить, что Аралова была одной из первых художниц, кто получил звание «Заслуженный художник РСФСР». Инициатором этого звания стала министр культуры Екатерина Фурцева. Несомненно, это способствовало тому, что к браку Араловой и Ллойда Паттерсона власти отнеслись лояльно. А ведь в Советском Союзе всегда неодобрительно и с подозрением относились к бракам с иностранцами. Но здесь надо не забывать ещё то, что Ллойд Паттерсон являлся членом исполкома Международного общества помощи революционерам, поэтому препятствий на пути к женитьбе на русской девушке у него не возникло.

>>И всё же судьба Ллойда Паттерсона, нашедшего в России свою вторую родину, сложилась трагически. В начале войны в Москве он попал под бомбёжку и был ранен. Работу на радио пришлось прервать. Вместе с семьёй Ллойд вынужден был эвакуироваться в Комсомольск–на–Амуре. Когда угроза захвата столицы миновала, Вера Ипполитовна вместе с детьми вернулась домой и стала ждать мужа. Но он не вернулся ни через месяц, ни через три. И уже никогда. Он тяжело заболел тифом, и спасти его не удалось. Молодой чернокожий человек был похоронен в чужом городе, чужими людьми. Долгие годы Вера Ипполитовна, а потом Джим пытались найти могилу дорого человека, но обнаружить её так и не смогли.

>>Оставшись одна с малолетними детьми, Вера Ипполитовна с большим трудом могла прокормить их. Тут и пришла мысль устроить Джима в Нахимовское училище. Собрала документы и отправила по назначению. Вскоре пришло письмо из Министерства обороны о том, что её сын, ученик пятого класса, принят в нахимовское училище в городе Риге. Чернокожего парня, никогда и в глаза не видевшего моря, ожидала морская карьера. После нахимовского, он поступил в Ленинградское высшее военно-морское училище, стал офицером и, плавая по Северному морю на кораблях и подводной лодке, начал писать стихи.

>>Стихи его, в основном морской тематики, всем понравились. Джим стал студентом Литинститута, а через пять лет защитил диплом с отличием. Его имя стало появляться в поэтических рубриках на страницах газет и журналов. Читатели с интересом следили за творческой судьбой несостоявшегося киноактера, бывшего моряка и профессионального поэта...
В 1963 году в издательстве "Молодая гвардия" вышла первая книжка стихов Джеймса Паттерсона "Россия. Африка". Затем один за другим стали появляться его поэтические сборники: "Рождение ливня", "Взаимодействие", "Зимние ласточки", "Красная лилия", "Залив Доброго начала", "Дыхание лиственницы". На творчество молодого поэта обратили внимание Михаил Светлов, Ярослав Беляков, Константин Ваншенкин, Герман Флоров - ответственный секретарь объединения поэтов Союза писателей СССР. Именно по их рекомендации Джим Паттерсон был принят в Союз писателей.

>>И уже с удостоверением члена Союза писателей Джим Паттерсон исколесил всю страну вдоль и поперек: побывал в Сибири, на Урале, Дальнем Востоке, на всех важнейших молодежных стройках - в Тюмени, на БАМе, в Нижнеагарске, Тынде, на сибирских реках, видел огни Нурека. Молодой поэт, юный герой из полюбившегося всем фильма "Цирк", всюду был желанным гостем. Публика принимала его как кинозвезду первой величины...

Мы часто бывали с Джимом в ЦДЛ. Здесь он познакомил меня с замечательной поэтэссой Лидией Григорьевой - редактором Всесоюзного радио, Михаилом Асламовым – секретарём Хабаровского отделения Союза писателей РСФСР и многими другими. Я выслушивал их замечания, критику и правил написанное. Джим подготовил предисловие к моему первому поэтическому сборнику....

Семья Паттерсона переехала на набережную Тараса Шевчено. Это было совсем недалеко от Киевского вокзала. Квартира находилась на шестом этаже и окнами двух комнат – Джима и Веры Ипполитовны – смотрела на реку, которая протекала рядом с домом. Когда меня приглашали к столу, там, как обычно, на стуле возле комода лежал всё тот же большой рыжий кот. Вера Ипполитовна спокойным голосом просила его уступить место гостю, и кот понимал. Вскинув прищуренный взгляд, он нехотя покидал стул. Квартира состояла из четырёх комнат. В большой, центральной, где при входе стояло пианино, жила Вера Ипполитовна. Возле окна в подрамнике постоянно находилось какое-то недописанное или только начатое полотно. Тут же рядом на тумбочке находился телефон. Телефонизированы были все четыре комнаты. Сюда часто звонили, Вера Ипполитовна отвечала, звонила сама, беседы зачастую были длинными, но они не отрывали от работы. Вера Ипполитовна могла совместить беседу по телефону и работу над полотном.

В 1991 году рухнуло Великое государство; демократия, свобода личности, частная собственность – вот, пожалуй, главные идеи, позволившие уничтожить страну социа¬лизма. Если ещё добавить предательство в высших эшелонах власти, то это другая тема, которую нужно рассматривать от¬дельно.
Незадолго до прихода к власти Михаила Горбачёва Джим говорил мне, что генеральным секретарём станет молодой энергичный член ЦК КПСС. Прямо фамилия не называлась, но многие в Москве именно Михаила Сергеевича имели в виду. Когда тот пришёл и заговорил о перестройке, то это не обошло стороной и литературу. Всё чаще и чаще стали выходить самиздатовские газеты, буклеты, книжки.

Однажды, когда мы с ним в очередной раз пришли в ЦДЛ, он взял у кого-то бумаги по организации представительства ЮНЕСКО и убеждал меня подключиться к этому мероприятию. Кстати говоря, о ЮНЕСКО в России ещё мало что знали. Потом Джим подарил мне свою тоненькую книжечку «Секундные стрелки» из рекламной библиотечки поэзии «Голос». В ней в, частности, говорилось:
«Повсеместная коммерцианализация в издательском деле больнее всех ударила поэтов. Не только в местных, но и в веду¬щих издательствах страны сегодня беспощадно сокращаются, а то и ликвидируются вовсе позиции для поэтических книг. В этот геноцидный для современной отечественной поэзии период маломощное Благотворительно-просветительское издательство Союза писателей СССР «Рекламная библиотечка поэзии» задачу хоть в какой-то мере поддержать процесс развития поэзии принимает на себя».

>>- Нужно искать варианты, - говорил Джим, показывая очередную книжечку из вышеназванной библиотечки. То были стихи его жены Ирины, с которой они расписались совсем недавно.
К свободной творческой ассоциации он отнёсся без особого восторга. Там были всякие авторы: и те, кто уже публиковался в газетах и журналах, и те, кто имел свои первые сборники.
- Смотри, - если за свободу брать вседозволенность, то ничего хорошего не получится. Не будет хорошей литературы. Серость плеснёт через край.
Так оно и вышло. Сегодня книжные прилавки завалены изданиями в красивых обложках, а хороших книг нет.

----

Следующий раз я подъезжал к Москве ранним утром в сентябре 1993 года. По радио шёл репортаж о боях возле Дома Советов и мэрии Москвы. Слышались автоматные очереди, взволнованные голоса репортёров.
В это не хотелось верить, но это было так.
Москва в тот день была какой-то напуганной. В глазах у людей - пустота и страх. Всюду встречались военные с автоматами. Шла усиленная проверка документов. Я с трудом добрался до Киевского вокзала, дважды объясняя патрулю, что приехал сменить бригаду рефрижераторной секции, находившейся на погрузке в Химках. По набережной Тараса Шевченко кучками и по отдельности спешили куда-то вниз вдоль реки люди. Некоторые из них бежали. Это были те, кто явился свидетелем расстрела Верховного Совета, кто за эти трагические часы посмотрел смерти в глаза.
Двери мне открыла Вера Ипполитовна. В этот день ей было не до работы. Всё также недалеко от окна стояла в подрамнике картина, но не было рядом ящичка с красками и кисточками. Недалеко от пианино на стуле лежал рыжий кот и стонал.

>>Вера Ипполитовна, словно за руку, вела Джима по жизни. И когда в тот день она сказала, что в этой стране жить невозможно, нужно уезжать, я внутренне ужаснулся этим словам, потому что знал: если это назрело в душе Веры Ипполитовны, то она не отступит от задуманного. Мне тут же вспомнилось, как я звонил в Звенигород, где жила Ира, жена Джима, и как та весело отвечала мне по телефону, а потом передавала трубку мужу, и, Джим, узнав, что я приехал в Москву, в тот же день возвращался домой. Но он никогда не брал с собой Иру, потому что Вера Ипполитовна категорически не хотела её видеть. Впоследствии Джим расстался с Ириной.

…Джим пришёл примерно через час после моего прихода. Он возбуждённо рассказывал нам, что увидел в этот день, говорил о том, что ужасная трагедия случилась в стране, и, когда Вера Ипполитовна сказала, что нужно уезжать в Америку, вдруг легко согласился с ней.

Перед отъездом я зашёл попрощаться с Верой Ипполитовной и Джимом. Том уже несколько дней не проведывал их. У Веры Ипполитовны было гнетущее состояние. Идеи и идеалы, которым была отдана вся её жизнь, в одночасье вдруг стали чужды стране, в которой она родилась, для которой писала картины.

Мне не хотелось верить в отъезд Джима, тем более что наша переписка продолжалась и в письмах Джима не было даже намёка на отъезд.

---

Однажды по телевизору промелькнул сюжет о жизни Джима Паттерсона в Америке. Из этого сюжета стало понятно, что жизнь за границей у Джима несладкая. Он ездит по городам, продаёт картины Веры Ипполитовны, выступает с творческими вечерами. Но из всего заработанного таким путём на жизнь им еле хватает.

И вот новые сообщения Интернета. Одно из них о том, что Джим Ллойдович Паттерсон умер в 2006 году, другое – о том, что он погиб в 2007-м.
Верить в это не хочется. Постоянно мучает вопрос: почему же он не сообщил о себе, ведь у нас была большая многолетняя переписка. И тут мне вспомнились давнишний сюжет теленовостей, о мальчике из кинофильма «Цирк». Показывали нынешнюю жизнь Джеймса в Америке. Исхудавший, со старой сковородкой в руках возле чуть ли не разваленной печурки, Джим, чувствовалось, был не рад съёмкам, и репортёр как-то в общих чертах описывал его жизнь. И не задал вопроса о том, как ему на его новой Родине – Родине его отца. Становится очевидным, что душа Джима рвалась – в Россию. Но не было сил, средств и была ещё старенькая мама, которой требовалась сыновья любовь. Что было писать ему Ирине, друзьям?

Грустная история.
Дедушка Ллойд сломался на самом пике борьбы, юркунул в подвернушуюся спасительную нишу - Союз,
- кто осудит? - право судить только у тех, кто сам осмеливался поднять голову, встать поперек властей;
Но - людьми чернокожих сделали без Ллойда. Впереди была борьба, долгая и тяжкая,
переломить заскорузлые в вековой дикости сознания, считающие негров низшей расой, а то и чем-то вроде животных - на это ушли жизни, другие жизни.. Паттерсон & сон нашли себя в советском творчестве - "перепрыгнув" от кострищ рабовладельцев в сегодняшние "обратнополиткорректные" Штаты. А неприкаянность таки осталась. Щепка на волнах, ни к тому берегу, ни к этому..
Никакой поучительности, вообще-то, грустная история.

Просто ссылочки:

http://www.dentist.spb.ru/

Записки доброго стоматолога.

И мемуары и советы пациентам. Весело, увлекательно. От учебы к практике.

" I. У меня болит зуб! Вечный вопрос: Что делать?
Глава 2. Идти к стоматологу или вешаться сразу?
.... "

-----------

http://www.proza.ru/avtor/alexsidorov88

Люфтвафельники

О курсантах лентного училища последних советских лет (времен восьмидесятых),
незатейлево, местами сырой текст, неотредактированый, но весьма познавательно -
автор не задается целью исследовать истоки тогдашней психологии,
вроде просто, в ироническом ключе, даже с ностальгческой грустью вспоминает тяготы службы и проказы юности,
но выразительный, с примечательными деталями, портрет времени встает как бы сам собой.

Подкатом жесть.


Жаль
Алекс Сидоров

[hide=5](черновик из серии "Люфтваффельники") - впечатлительным не читать! Тянем стандартный гарнизонный караул. Начальник караула старший лейтенант Гвоздев, потрепавшись по телефону с комендантом, выделяет двух бойцов на усиление и в распоряжение… «Счастливчики» – я и Костя Остриков (в списке караула мы числимся «выводными», а гауптвахта практически пуста, нам делать откровенно нечего – торчим на калитке в караульное помещение как два дурака, надоело, а куда деваться). Сходим в «распоряжение» - будет хоть какое, но разнообразие... Получили оружие, потопали в комендатуру, все рядом – 60 шагов по дорожке. Краснопогонный полковник, старательно хмурясь и периодически надевая и снимая очки с толстыми стеклами, провел беглый, но незабываемо-убедительный инструктаж. - Прибыл автозак из пересыльной тюрьмы. Привезли душегуба очень опасного – убийца жестокий и многократный. Прапорщик. Бывший, из наших. Кто бы подумал, мда?! В крови не только по локоть рук, аж по самую голову. Сколько гражданских погубил, вообще немеренно. Маньяк, наверное?! Хотя в дурдом возили пару раз, выдали заключение, что вменяемый. И по службе характеризуется хорошо, тихоня безотказный. Вышка ему корячится. Очень опасен, очень! Заседаний будет много, сегодня первое. Ваша задача, бойцы – обеспечить «усиление» в зале, где будет проводиться судебное заседание. Костик Остриков понимающе кивнул и вклинился в монолог комендантского полковника. - Чтобы не сбежал? Комендант в очередной раз нацепил на нос очки и внимательно посмотрел на Костю. Тот мгновенно заткнулся и непроизвольно съежился под колючим взглядом угрюмого вояки. - …чтобы родственники убитых его не порвали… Много людей на процесс приехало, почти со всей страны. Поэтому, необходимо внятно обеспечить «эффект присутствия» и в случае чего, упаси господи, сдержать толпу, пока конвой эвакуирует подсудимого в безопасное место. Мда…, на старости лет, факт самосуда и суд Линча мне, на хер, не нужен, все понятно?! Нам было все понятно. Пришли в зал суда, благо в этом же здании, только вход с другой стороны. Людей на удивление много. Мужчины и женщины предпочтительно пожилого возраста. Мужики все мрачные, сидят с мраморными лицами. У женщин глаза на мокром месте. Есть и молодые женщины, не намного старше нас с Костей. Лица чернее черного, аж природная красота поблекла. В зале явно попахивает валерьянкой. Атмосфера тяжелая… Тюремный конвой ведет обвиняемого… Оп-па?! После инструктажа у коменданта ожидал увидеть огромного монстра с внешностью брутального австралопитека, с кулаками как пудовые гири, а в зал вводят маленького и сухонького парнишку. Шейка тоненькая, ушки оттопыренные, но спина ровная, взгляд прямой… спокойный, походка уверенная. Вот никогда бы не подумал… Маньяк-убийца?! - Встать, суд идет! …и началась занудная тягомотина. Начальник конвоя поставил нас с Костей у входной двери. Стоим недвижимыми столбами с «калашами» за спиной – не намного лучше, чем на калитке в караулке… там хоть на свежем воздухе. От самого судебного заседания впечатлений фактически не осталось – гневные речи прокурора, сбивчивые показания свидетелей, эмоциональные реплики из зала, плачь женщин, обмороки… короче, дурдом! Брррр!!! Спасибо юношеской психике, которая старательно подтерла мою память, удаляя особо негативные моменты... Наконец судья объявил перерыв. Конвой вывел подсудимого в специальную комнату, мы потащились следом. Парня посадили на скамейку, намертво прикрученную к полу, и приковали к ней же наручниками. Старший конвоя обратился к нам с Костиком. - Пацаны, посмотрите за клиентом, мы хоть поссать сходим, да и покурить охота. Уши уже опухли. - Лады. - Вот вам «Ромашка» (убогая радиостанция), если чего, шумнете. Ключ от наручников не оставим, от греха подальше. Не положено вас оставлять, да куда он на хрен денется. Если что, мы рядом. - А если он в туалет попросится? - Обойдется! Пусть в штаны ссыт, ублюдок, его проблемы. Мы вернемся тогда и выведем. Конвой вышел из комнаты, закрыв входную дверь на ключ и заперев нас вместе с убийцей. Мы с Костиком непроизвольно напряглись. Я сел на подоконник у зарешеченного окна и положил автомат себе на колени, «Ромашку» кинул на подоконник. Костик подпер спиной входную дверь. Мало ли чего? Молчим. Поскользив глазами по убогой комнатке, я уперся взглядом в преступника. Убийца?! А с виду и не скажешь, обычный «заморыш», вот только глаза… глаза спокойные. Абсолютно! - Ребята, вы с Бахаревки? От неожиданности, не знаю как Костик, а я непроизвольно вздрогнул. (Бахаревка – район города, где располагается наше училище ВВС) Голос преступника звучал абсолютно спокойно. И хотя нам запретили разговаривать с ним, вопрос был ничего незначащим, и ответить на него можно было простым кивком головы. Промолчишь, решит, что мы его боимся… А мы не боимся! Боятся – стыдно! - С Бахаревки. - Я тоже там учился. - Ага! Конечно! Гонишь?! Сейчас что угодно скажешь, чтобы нам в уши нассать… - Нет, кроме шуток, во 2-м бате, в 11-й роте учился… И «убивца» начал бегло перечислять фамилии наших офицером и преподавателей, чередуя с подробным описанием территории нашей «бурсы»… Оппаньки, а пацанчик то нашенский… - Ребята, у вас сигаретка есть? Курить хочется! - Нет, мы не курим! - Раньше и я не курил. - …слушай, не понял, а как же ты прапором стал? - Отчислили на втором курсе. Из самоволки возвращался, уже через забор перелез, а под забором Голдуров дебильный стоял (комендант училища). Я опять на забор и деру, а он меня за галифе ухватил и на себя тянет, здоровый кабан… я ногой его ткнул и перемахнул на сторону «железки» (железнодорожного полотна), но мой сапог у Голдурова в руках остался… а внутри голенища маркировка моего «военника» (номер военного билета) хлоркой вытравлена. А дальше процедура опознания, педсовет… а говнюка комендантского вы сами прекрасно знаете …и я вылетаю из училища как пробка из бутылки шампанского. «Убивец» грустно усмехнулся и потянул к себе руку, прикованную наручниками к скамейке но, звякнув железом, оставил попытку. - Перешил я погоны курсанты на СА и направили меня в роту охраны в «красные казармы»… и вот тут то попадаю на обратную сторону Луны. То, что отфигачил в училище более года, в армейке оказывается не считается. Там своя иерархия. Попал в роту, где была махровая дедовщина. Пипец полный, парни! И долбили меня старики как молодого …и даже хуже. Шинелка у меня курсантская, цвет другой, не солдатский… Дембеля гноили меня за само желание в офицеры податься. Смертным боем били. По ночам поднимали духов и приказывали мастичные полы натирать. Мною! Вместо «машки» (чушка, сукном обтянутая), меня использовали. Духи хватали меня за ноги и по полу елозили. Туда-сюда, туда-сюда… Живого места на мне не осталось… очень быстро в доходяшку превратился, еле ноги таскал и от малейшего шума вздрагивал, чуть ли не кровью ссался. И пропал бы на хрен, если бы не новый командир роты. Пришел мужик толковый и справедливый, узнал, что я из курсантов и назначил меня ротным писарем. Вот так и выжил …в канцелярии роты. И спал там же, …а по ночам дембеля и сержанты в металлическую дверь долбились, а я сожмусь в комочек, молюсь, чтобы дверь выдержала …и ночь длиннее жизни кажется… Парень явно торопился высказаться до возвращения конвоя и начал говорить почти скороговоркой с короткими паузами на вдох и выдох. - У ротного в столе нашел книгу с личными данными на призывников – состав семьи, адрес местожительства и т.д. Переписал адреса всех уродов, которые надо мной измывались. Когда они дембельнулись, стало гораздо легче… начал из канцелярии выходить не только днем, когда ротный был, …ожил короче, откормился. А через полгода и сам на дембель ушел. Не рисовал альбомы дембельские, форму не вышивал, аксельбанты не плел. Шинель в бане не парил и шубу не начесывал, все думу думал, как бы нелюдей этих остановить. Не должны эти звери по земле ходить… недостойны! Твари они! Вернулся домой, зубы выбитые вставил на родительские деньги, покрутил башкой из стороны в сторону и пошел опять в «красные казармы» на прапора устраиваться. А попутно думал, как бы говнюков тех достать. И тут сама удача мне улыбнулась. Услышало небо мои мысли невеселые... В комендатуру бабулька позвонила, божий одуванчик, потолок в ее доме на Мотовилихе обвалился и прямо на голову патроны посыпались. На Мотовилихе (район города, славный своим революционным прошлым) дома же старые, чего вам рассказывать, место известное, еще в 1905 году рабочий класс бузил… Короче, у бабульки вместе с ментами и комендантскими саперами нашли трехлинеек пару десятков, наганов целую кучу и патронов немеренно. Пока описывали, то да се, заиграл я один наган и горсть патронов… прокатило… Сточил мушку, нарезал резьбу на конце ствола, методом проб и ошибок сотворил глушитель. С глушителем пришлось крепко потрахаться. Корпус глушителя дружок на токарке выточил, а с мембранами и с порошком алюминия долго подрюкался… Но, сделал хорошо. Качественно! В первый отпуск рванул в Прибалтику – Латвия, Дубулты. Нашел нашего дорогого лабуса, говнюка уродского. Гинтас - викинг сраный, лютовал немеренно, сука фашисткая. Короче, выпал моментик один на один столкнуться. Здоровенный лабус, в два раза меня выше и шире… Окликнул его и когда он обернулся, сразу выстрелил ему в коленку. По земле сучонок ползает, …узнал меня, сука. Руками вцепился в мои штаны, плачет ублюдок …слезы текут огромные, ботинки мне целует и лопочет что-то не по-русски – умоляет, наверное, чтобы не убивал… урод! А в казарме, такой непробиваемый был, высокомерная тварь, смертным боем меня бил и шипел презрительно… а тут в пыли ползает, рот кривит, ботинки мне слюнявит и лапочет что-то жалобно… Видит, что я его не понимаю и давай по-русски бубнить: "Доч-ка! Доч-ка! Два месяца… доч-ка…" Это типа дочка у него родилась, жить ему надо очень… ага, а он о своей дочке раньше подумал? А о моих будущих детях он думал, когда своим сапогом мне по яйцам пинал?! Прямо в раскрытый рот две пули и всадил ему… он так и откинулся с головой запрокинутой назад и с открытым ртом… И так мне спокойно стало… радостно, что доброе дело сделал… Через год поехал на Украину – хорошее место, девки красивые, люди улыбаются... А я за свой отпуск целое путешествие… прям турне совершил – Запорожье, Манькивка, Черкассы, Одесса, Мелитополь, Керчь, денег потратил целую кучу… но ничего, копил весь год, зато всех ублюдков нашел …не один не ушел. Каждому в глаза посмотрел! Еще через год в Нижний Тагил съездил – совсем рядышком, бывшего каптера быстро нашел. Толстый стал, с молодой женой каждый вечер гуляет – моцион, свежий воздух и все такое… Девка беременная, с арбузом огромным, вот-вот родит… постоянно вместе …не хотел при ней убивать. На втором этаже они жили …в хрущебе. С улицы видно как они на кухне ужинали …а потом он сигареты взял и к балкону пошел. Я пулей на карниз у подъезда забрался …еще разогнуться не успел, как балконная дверь хлопнула. Пока наган вытаскивал и курок взводил, услышал как спичка чиркнула. Поднялся из-за балконного парапета …и нос к носу с ним встретился. Он даже дым сигареты выдохнуть не успел… ха-ха, в упор прямо в лобешник всадил. Спрыгнул с карниза и пошел спокойненько, а за спиной женщина закричала… страшно кричала, почти завыла… Слышала бы она, как я в свое время кричал?! Ничего в моей душе не дрогнуло, верите?! Еще через годик в Хабаровск поехал, к очередному «дорогому сослуживцу» …на вокзале с поезда сходил, меня и взяли… пистолетик в сумке, глушак, патроны… Следак из Хохляндии уж очень толковый попался, объединил всех жмуриков в одну команду и нашел единое и неделимое для всех и для каждого – армейское прошлое. Вот так! Второй год в тюряге сижу, по всей стране меня покатали, на эксперименты по местам преступлений… а мне только в кайф, с таким удовольствием вспоминаю, как этих зверей гасил! Только в казарму не возили, где эти твари меня убивали день за днем, ночь за ночью… а вот она, рядышком. Сейчас родственнички этих ублюдков меня упырем называют… смерти моей требуют… дебилы скотские! …знали бы, что их дорогие детишечки в казарме по ночам вытворяли?! Сами нарожали… Костик Остриков, потрясенный услышанным, попытался что-то промямлить. - Ты, это… Парень улыбнулся от уха до уха и, торопясь выговориться до возвращения тюремных конвоиров, перебивая Костю, продолжил. - Вышак мне светит, к бабке не ходи но, о другом жалею - еще двух зверей оставил по земле ходить. А они недостойны! НЕДОСТОЙНЫ! Твари они без сердца! Уроды моральные! Нельзя им жить и детей рожать… Эх, еще двое… Щелкнул ключ во входной двери - вернулся конвой. Судебное заседание продолжилось и быстро свернулось, т.к. опять упала в обморок молодая светловолосая женщина с прибалтийской фамилией. Вокруг нее засуетился дежурный врач, а судья перенес слушание на другой день. Мы с Костиком тупо отсекали дверь, пока конвой уводил убийцу, а родственники жертв выкрикивали угрозы и всевозможные проклятия на его голову… Бывший прапорщик шел с гордо поднятой головой, развернутыми плечами и прямой спиной, а его губы беззвучно шептали. - Еще двое… жаль… Вечером, сменившись с гарнизонного караула и вернувшись в училище, мы с Костиком поделились впечатлением от рассказа убийцы с остальными курсантам… Никто из нас не осудил того парня, т.к. ни у кого из ребят не было четкой уверенности, что именно сделал бы каждый из нас, оказавшись на его месте. p.s. Что же за дурь такая, когда нормальные и вменяемые ребята превращаются в одуревших зверей и тупо обрываются на себе подобных, не только унижая их человеческое достоинство, но и калеча физически… не думая о возможных последствиях, включая такие страшные, как возмездие ценой своей жизни… p.p.s. Что было дальше с этим парнем мы так и не узнали, т.к. в гарнизонный караул заступили только спустя пару месяцев, а на «усиление» никого из наших больше не направляли… а спрашивать у коменданта гарнизона язык не повернулся… и так все более-менее понятно.[/hide]